Книга Все проклятые королевы, страница 221 – Паула Гальего

Я снова смотрю на Одетт. Она завороженно любуется разрушенной стеной, и эта странная игра света делает так, что кроваво-красные глаза Гауэко словно оживают.

Посмотри на меня, прошу я. Посмотри на меня… умоляю.

Я хочу уйти, запечатлев ее в памяти. Я хочу, чтобы ее взгляд был последним, что я увижу. Но даже открыть рот, чтобы попросить об этом, у меня уже нет сил. И когда она улыбается, когда ее чуть приоткрытые губы изгибаются в улыбке победы, я принимаю этот последний подарок.

Тогда ледяные когти касаются моего лица, но я не оборачиваюсь. Мне и так известно, кто это и зачем пришел.

Я держусь за образ Одетт. И в конце концов закрываю глаза.

Глава 40

Одетт

Мне не хватает воздуха, и легкие горят.

Магия все еще дрожит в моих пальцах мелкими судорожными толчками.

Крики наших солдат вызывают у меня улыбку, а осознание победы вырывает из груди сдавленный звук — что-то среднее между смехом и рыданием.

Но я еще не закончила.

Я смотрю на руку, лежащую поверх моей, и понимаю, еще до того, как увижу его лицо, что он больше не сжимает ее.

Кириан.

Ощущение ужаса пронзает меня, как стрела, когда я всматриваюсь в его лицо и вижу, что он закрыл глаза.

Нет, твержу я себе.

Сжимаю его руку.

— Кириан… — шепчу еле слышно.

Но он не реагирует.

Я осторожно убираю его ладонь, кладу свою на его рану, направляю тудапоследний слабый поток магии, что еще остался во мне.

И рана не заживается.

— Кириан… — повторяю.

Леденящий ужас сползает вниз по позвоночнику, и все вокруг исчезает: шум битвы, влажный запах земли, пугающее каменное лицо, застывшее над нами…

Глубокая, разрывающая боль разносит меня на части, и я знаю, что причина не в усталости, не в истощении, а в том, что Эрио только что вырвал кусок моей души.

Я беру его лицо в ладони, и оно склоняется ко мне — такое красивое… и неподвижное.

Рыдание срывается с моих губ.

— Кириан… — повторяю, и мой голос звучит так, будто он больше не принадлежит мне. — Нет. Нет… Кириан, я люблю тебя. Ты слышишь меня? Кириан… Я люблю тебя. Я люблю тебя так, как не любила никого. И ты мне нужен. Мне нужен ты, потому что без тебя… Я умру, Кириан. Я умру без тебя.

Я не слышу, как она подходит. Я не слышу ее шагов и не чувствую ее присутствия, пока она не падает на колени рядом с капитаном, своим другом.

Командующая армией Волков смотрит на меня с отчаянием, а затем прикасается пальцами к его шее.

Нет. Нет. Нет…

Я стараюсь изо всех сил, я отдаю последние силы, как будто это может остановить неизбежное, может помешать ей произнести то, что вот-вот сорвется с ее дрожащих губ:

— Его больше нет. — Слезы катятся по ее щекам, и меня это злит. Она не может плакать. Она не имеет права. Потому что если она заплачет… если она позволит себе плакать, это будет означать… — Одетт, ты сделала все, что могла. Отпусти его.

У меня подгибаются колени, сознание ускользает, но я не позволяю себе упасть в обморок, не позволяю себе рухнуть.

— Нет, — отвечаю я.

Нирида смотрит на меня с безмерной печалью. Слезы уже бегут по ее щекам в тихом молчаливом плаче.

— Я тоже люблю его до безумия, — шепчет она, — но он ушел, защищая свою землю, и мы должны уважать его выбор. — В ее лице появляется что-то жесткое, решительное. — Вставай. Мы закончим это. Мы почтим его смерть.

Почтим его смерть?

Я задыхаюсь. Я тянусь за воздухом, я вдыхаю его полной грудью, но его не хватает.