Книга Все проклятые королевы, страница 220 – Паула Гальего

Но когда я смотрю на нее, что-то внутри меня замирает.

Одетт открыла глаза. Призрачный ветер осторожно шевелит волны ее волос. Лицо чуть приподнято, взгляд устремленкуда-то за мою спину, полный ужаса. Я поворачиваюсь, но ничего не вижу.

Меня накрывает ледяной холод, пробирающий до самых костей, и когда я касаюсь ее руки, чувствую, что она холодна как лед.

Цвет исчез с ее лица, перед глазами разлилась мертвенная бледность.

И тогда я осознаю: то, что спасает меня, убивает ее.

Я сжимаю ее руку крепче.

— Одетт. Хватит.

Но она все еще не смотрит на меня.

— Одетт. — Я сжимаю ее руку крепче, пока ее взгляд не встречается с моим. Эта странная мутная пелена в ее глазах чуть рассеивается, и из-под нее вновь проступает зеленый цвет. — Ты должна остановиться.

— Я не могу, — шепчет она сдавленным голосом.

Камень содрогается, земля дрожит у нас под ногами.

— Если я остановлюсь, там, наверху, стены не падут, и Эльба с Камиллой останутся одни. Если я уберу магию здесь, тоннель обрушится, похоронив остальных. — Она сглатывает. — А если оставлю тебя, ты потеряешь слишком много крови.

И я умру.

Я это знаю. Она тоже.

Но Одетт качается, и теперь она тоже опирается на колонну, в которую секунду назад упирался я — обессиленная, опустошенная.

— Я могу подождать, — говорю я, собирая в себе силы, чтобы голос звучал твердо. — Ты уже остановила кровотечение. Со мной все будет в порядке.

Смех раздается у меня в ушах. Не мужской, не женский. Безликий, застывший во времени, словно голос, который никогда не принадлежал никому.

Лжец…, шепчет он.

Острая боль сковывает мне грудь. Глухая, страшная, она не утихает. Несмотря на ее магию, боль не отступает, как будто сражается с ней, как будто… как будто мои раны слишком серьезны, чтобы Одетт могла их исцелить.

Она оседает на колонну, и я подхватываю ее в объятия, но даже тогда она не убирает ладонь с моей груди, не сдается.

Вновь ее взгляд цепляется за что-то у меня за спиной, за то, чего я не могу увидеть.

Кого из вас двоих мне забрать? снова раздается этот голос без голоса, и тогда я понимаю, что то, на что она смотрит, — это то же самое, что говорит сейчас со мной.

Я сжимаю ее руку крепче.

— Позволь остальным пройти. Разрушь стены. — Я говорю это уверенно, словно без сомнений, хотя сомнения разъедают меня изнутри. — Одетт, я выдержу. Клянусь, я выдержу.

Одетт смотрит на меня, колеблется, и тогда я чувствую, как что-то теплое рвется. Тонкаянить между нами обрывается, и я понимаю: она подчинилась. Она сделала выбор.

Меня. Меня заберешь ты, признаю я голосу.

Тьма взрывается смехом, и боль… боль становится нестерпимой. Но я не даю ей разорвать себя. Я не позволяю ей узнать, что происходит.

Я не закрываю глаз. Я не хочу переставать видеть ее.

Я наблюдаю, как последний человек пересекает тоннель, и спустя несколько мгновений, когда в нем уже никого не остается, Одетт позволяет земле обрушиться. Тогда вся ее магия устремляется вверх, к стенам.

Раздается оглушительный грохот, удар такой силы, что мне кажется — если бы не ее защита, нас бы уже похоронило под этими сводами.

Потом наступает тишина. Легкий сумеречный свет разливается по залу, выхватывая из темноты каменное лицо Гауэко.

Бреши. В потолке. В каменной кладке. В стенах.

Тишина разрывается боевыми криками, когда солдаты проникают через пролом, и их шаги эхом разносятся по галереям.