Книга Все проклятые королевы, страница 140 – Паула Гальего

Я сжимаю зубы, швыряю в землю того, кто навис надо мной, и разворачиваюсь, желая, чтобы невидимые когти разодрали спину ещё одного.

— Ева! — кричу. — Ты сможешь удержать всех четверых хотя бы на пару секунд?

— Нет! — рычит она, отползая по усыпанной раздавленными цветами земле.

— Сделай это! — приказываю я, не колеблясь ни секунды, и собираю всю свою силу.

— Чёрт, пташка, — бормочет она, видя, что я больше не атакую. — Если выберемся, я тебя просто прибью.

Я не отвечаю. Нет времени.

Все четверо бросаются на нас. Один из них, с гнилыми клыками и пустыми глазницами, устремляет взгляд прямо на меня.

Всё нутро вопит: бей! Защищайся! Но я не поддаюсь.

Я сдерживаюсь. Сдерживаю силу и верю в Еву.

Она бьёт тварь по узкой морде воздушным потоком, отбросив её назад, и защищает меня, несмотря на все протесты.

Я свободна.

Я собираю всю свою силу, концентрируюсь, удерживаю её, чувствую её — в кончиках пальцев, в запястьях, в руках, в груди. Она бурлит внутри меня, пронизывает каждую жилу.

Тень, вынырнувшая из зарослей, на мгновение отвлекает меня.

Но не она заставляет меня похолодеть.

Это крик Евы.

Ещё три хиру выскакивают на поляну.

И тогда я отпускаю.

Я выбрасываю всю силу, до последней капли.

Чувствую, как она покидает меня, обжигает вены, разливается по земле.

Семеро хиру взвывают, их крики пронзают мне барабанные перепонки, а мир вокруг становится мягким и размытым.

Звуки глушатся, искажаются, как и крики Евы, её дыхание, её голос.

Она лежит на земле, бледная, тяжело дышит, широко распахнув глаза от изнеможения.

Я теряю её из виду.

Её раскосые глаза растворяются в тумане, тело расплывается, превращается в узоры из света и цвета…

А потом, в этом пустом пространстве, появляется тень.

И её я ясно вижу.

Высокий силуэт в лохмотьях, тёмных, как сама ночь, в прорехах и порванных швах.

Непропорционально широкие плечи и узкое тело.

И голова.

Черепзверя, уродливый, вытянутый, с закрученными рогами.

Глубоко в круглых глазницах, в белёсой костяной маске, таятся два провала — наполненные тьмой и пустотой.

И когда я вглядываюсь в них, я понимаю, кто стоит передо мной.

Эрио.

Сама смерть.

Его тело — само воплощение ужаса, его фигура леденит кровь, а глаза… Глаза — это врата, два бездонных провала, в которые я падаю, пока мир вокруг меня исчезает.

Передо мной снова встает домик в лесу на закате. Я вижу фигуры матери и отца, их руки, бережно держащие меня. И вот этот мир начинает таять, словно куски краски, беспощадно сдираемые с картины невидимой рукой. Он исчезает, как будто эта возможность больше не существует. Я не понимаю. Не понимаю, но ощущаю: я что-то теряю. Теряю навсегда. Потому что Эрио пришел за мной, и все пути, что могли бы открыться передо мной, теперь поглощены этой бездонной тьмой.

Чья-то рука хватает меня за запястье.

Сначала я слышу голос, потом удается сфокусировать взгляд.

— Девочка, оставь это мне.

Передо мной появляется ведьма с темными волосами. Кайя кладет ладонь мне на руку, и мир медленно возвращается.

— Оставь это мне, — повторяет она. — Забери обратно силу, которую отпустила, иначе она тебя убьет.

Я колеблюсь, но во мне еще теплится самый древний, животный инстинкт — выжить. Он берет верх, и я подчиняюсь. Будто бросив сеть в море, я тяну магию обратно.

И вся сила возвращается ко мне.