Книга Все проклятые королевы, страница 14 – Паула Гальего

Я провела ночь, пытаясь уловить, что происходит по ту сторону: моля о подсказке, о каком-нибудь знаке.

— Что это за место? — спрашиваю.

— Дом.

— Я вижу, что это дом. Я спрашиваю, чей он и почему мы остались здесь.

— Волков. Революционеров, — коротко отвечает она. — Вся деревня такая. Этот дом просто принадлежит семье, у которой нашлось достаточно свободных комнат для нас троих.

Я погружаюсь в мысли, а затем указываю на камни в саду, аккуратно сложенные от большего к меньшему.

— На рассвете сюда приходила девочка, — шепчу. — Она оставила несколько монет на этих камнях. Когда вы везли меня сюда, я видела что-то похожее.

— Это традиция в Земле Волков.

— Для чего это?

Я замечаю, что Нирида смотрит на меня, словно оценивая. Она не садится и не приближается, прежде чем ответить.

— Монеты — это плата Эрио, богу смерти. Их оставляют в домах, на перекрёстках, в непроходимых лесах… чтобы потерянные души, желающие перейти на ту сторону, могли заплатить.

У меня перехватывает горло.

— Только для этого?

— Ну, существует множество легенд, — задумчиво добавляет она. — Некоторые говорят, что ими также можно заплатить Гауэко, чтобы попасть в то, что Львы называют Адом. Вход туда дешёвый,проблема лишь в том, что никто не знает, сколько потребуется заплатить, чтобы вернуться.

Я борюсь с парализующим чувством, сковывающим нервы.

— Девочка думает, что кто-то в этом доме скоро умрёт?

Ответное молчание тягостно и болезненно.

— Вставай. Я отведу тебя к нему, — наконец говорит Нирида, и я с усилием поднимаюсь.

Боль в боку стала легче, но в груди она всё ещё ощутима — там, где, как я думаю, самая серьёзная рана. Однако это ничто по сравнению с тем, что я чувствовала, когда меня везли сюда. Соргинак были правы: в моей собственной форме тело заживает быстрее.

Я думаю о том, знали ли это в Ордене, понимали ли они это, и именно поэтому нам было запрещено принимать свою истинную форму — чтобы мы не узнали.

Я глубоко вдыхаю, набираюсь мужества и начинаю идти, держась рукой за стену.

Нирида, видимо, замечает что-то в моём лице — может, гримасу или жест, — потому что быстро подходит и протягивает мне руку. Я машинально отстраняюсь, даже если это значит, что мне придётся идти намного медленнее, без опоры.

Я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть ей в лицо. Я не смею.

Как только я вхожу и вижу Кириана, моя голова мгновенно очищается от всех мыслей. Противоречивый поток облегчения и ужаса захлёстывает меня. Горько-тёплое чувство затуманивает мой взгляд.

Он лежит на кровати, слегка приподнявшись. На нём расстёгнутая рубашка, под которой видна полностью забинтованная грудь. Его волосы взъерошены, а лицо и тело покрыты синяками. Он настолько бледен, что кажется, вот-вот потеряет сознание. Но он жив. Жив.

Видеть его бодрствующим развязывает узел внутри меня.

— Одетта, — шепчет он.

Его голос хриплый и шершавый, как будто он не пользовался им целую вечность.

Часть меня хочет броситься к нему в объятия, но что-то останавливает.

— Ты очнулся, — бормочу я, не зная, что ещё сказать.

Я мечтала о тебе.

Я молилась любому богу, кто слышал, чтобы он вернул тебя.

Я боялась потерять тебя.

Кириан даже не пытается подняться. Кажется, он знает, что не способен.

— А ты… — Он пристально смотрит на меня, почти жадно, а голос внутри меня повторяет: «Обними его, обними его, обними его…», но мои ноги остаются прикованными к полу. — Нирида уже ввела меня в курс дела.