Книга Все проклятые сны, страница 26 – Паула Гальего

Я сглотнула. — Но накажут за то, что я спала с ним в школе. Я не подходила к классу Ядов и Токсинов, ни к классу Грима, но мы были на территории школы, Элиан, — призналась я. — Было бы очень легко взять один из ядов и подменить материалы для сегодняшнего урока. Я не буду говорить. Не расскажу.

— Ты уверена? Наступит момент, когда ты захочешь говорить. Тебе так сильно захочется признаться, что даже если ты ничего не делала, если ты невиновна, твой разум будет искать что угодно, что можно им дать, что угодно, лишь бы остановить их.

У меня немного дрожали колени. Я кивнула, не будучи до конца уверенной. —Если я признаюсь, а виновного не найдут, обвинят меня и обвинят Алекса. Я не буду говорить.

— Хорошо, — согласился он. — Ты уверена, что никто не видел вас в школе? — Уверена. Я скажу, что мы гуляли, на случай если кто-то видел нас на улице, а потом вернулись в хижину, что мы четверо были вместе всю ночь. — Ладно.

Мы всё еще стояли посреди нигде. Мне хотелось остаться там, с ним. — Ты готова к этому. Вас учили всему на Техниках допроса.

Это была правда. Мы умели причинять боль и терпеть её, но это будет по-другому. Вероятно, это событие даст им идеальный повод устроить настоящий экзамен: без стоп-слов, без перерывов, без возможности выйти или сдаться. Они сделают это по-настоящему. Будут пытать нас. Будут искать ответы. И только они решат, когда получат всё, что им нужно.

— Мне страшно, — сказала я ему. — Мне тоже, — признался он. — Ты должна быть сильной, до конца.

Всего через несколько минут, когда мы увидели группу, направляющуюся к хижинам, чтобы найти меня, чтобы найти всех нас, он поцеловал меня в щеку на прощание.

Тогда я не знала, но этот поцелуй был последним.

***

Первые часы были долгими, но не самыми худшими. Сначала они задавали вопросы и слушали. Спустя какое-то время, когда я уже устала и у меня затекла спина, они начали применять техники допроса, которых я боялась по-настоящему.

Я помню эти часы, те, что последовали потом, как кровавое пятно. Ощущение при мысли о них похоже на то, будто находишься внутри темного колодца, под водой, и смотришь вверх, на размытые силуэты дня и света.

Они не использовали ничего, что оставило бы след; ничего, что могло бы изувечить или покалечить меня. Я знала, что существует множество разных способов причинить боль, но никогда не представляла, что их так много, таких разных, таких ужасно жестоких.

Я думала об Элиане. Повторяла снова и снова его последние слова: ты должна быть сильной, ты должна быть сильной, ты должна быть сильной… Но он был прав. В какой-то момент между вторым и третьим днем, или, может быть, между третьим и четвертым, я не знала, мне захотелось заговорить.

Я начала искать что угодно, что могло бы остановить это, положить конец лишению сна, боли, страху.

Я выдумывала. Выдавала абсурдные детали, о которых меня никто не спрашивал, лишь бы показать, что я хочу говорить,что я бы сказала, если бы было нужно. Я хотела говорить, говорить, говорить… И все же я оставалась верна своей первой версии. В ту ночь мы с Алексом недолго погуляли и вернулись в хижину. Мои товарищи могли это подтвердить.

Несмотря ни на что, я не сказала правды, не сдалась.

Они тоже говорили. Рассказывали мне тысячу разных версий, тысячу лживых историй и выдумок, которые были как удары ножом: «Лира Алия говорит, что видела, как ты трогала материалы своей подруги Лиры Шемар». «Сама Лира Шемар убеждена, что это была ты».