Книга Все проклятые сны, страница 16 – Паула Гальего

Это было так неожиданно, что я остановилась. Помню, как почувствовала этот странный взгляд, занервничала и пожалела, что выдала, насколько сильно меня это удивило.

Но Алекс уже снова хмурил этот свой чертов лоб, ожидая, пока я что-то скажу или снова пойду. Он понял. Заметил, что дело в руке, что, возможно, мне некомфортно. Его пальцы отделились от моих и снова мягко сжали их, словно он почувствовал необходимость разомкнуть и сомкнуть их.

Это был вопрос. Я ответила, не проронив ни слова, и продолжила идти с ним.

Это был первый раз, когда я подумала, что Алекс, возможно, видит во мне не просто еще одну напарницу. Помню, это была мимолетная мысль, которая загорелась в глубине желудка и поднялась к горлу, когда мы продолжили идти за руку, даже когда лестница закончилась. Я отправила эту мысль на дно того места, откуда она пришла. Взяла её, затолкала обратно во тьму и заперла.

По прибытии, заметив взгляды Леона и Элиана, необычное молчание, я поняла, что они рассмотрели эту возможность гораздо раньше меня, и что-то начало меняться.

Глава 4

Однажды ночью, когда улыбка Элиана была намного грустнее обычного, мы сбежали.

В тот момент его просьба показалась мне глупостью, почти забавной шуткой.

Он хотел, чтобы мы нашли гребень Ламии. Я спорила с ним шепотом, под одеялом его кровати, чтобы остальные нас не услышали. Свет догорающей свечи — вот и всё, что нас освещало. Я сказала ему, что этого гребня не существует, что это сказка из других времен. Он настаивал, что в сказках всегда есть доля правды.

— Влюбленный человек, который просит Ламию воссоединить его с возлюбленной, — прошептал он. Эта такая грустная улыбка, которая была синей весь день, теперь казалась золотой и сияющей в мягком пламени свечи. — Храбрый король, который просит закончить войну, чтобы его солдаты перестали умирать, мальчик, который осмеливается войти в её пещеру и которого осыпают богатствами… Сказки говорят, что Ламия живет в любой пещере у воды и что там же спрятан потерянный гребень. На этом острове есть пещеры и есть море.

— Клянусь всеми Воронами, Элиан, — прошептала я. — В легендах, которые знаю я, Ламияубивает тех, кто к ней приближается: влюбленного съедают, король страдает от её гнева, а мальчик никогда не возвращается из её пещеры.

— И во всех этих сказках фигурирует гребень, — возразил он, и решимость его не пошатнулась. — Гребень существует, и Ламия исполняет желания в обмен на него.

Я видела это в его глазах, в глубокой синеве моря, что обитала в них: ему нужен был гребень, потому что у него было желание. Я поймала себя на том, что гадаю, какими были его радужки на самом деле, как он выглядел под этой личиной, которую я научилась любить.

— Что ты хочешь у неё попросить? — спросила я. — Пойдем со мной искать её, и я расскажу.

Я могла бы признаться ему, что в первый раз, когда услышала эту историю, будучи еще ребенком, я сама отправилась искать Ламию. Могла бы сказать, что это детские фантазии, что мир намного темнее, а реальность — жестока. Но эти глаза не позволили мне этого сделать.

Мы пересекли лес, который так пугал по ночам, и сделали это, затаив дыхание и втайне думая о хиру, которые, как предполагалось, были далеко от нашего острова, пока не добрались до грота, где, как верил Элиан, мы найдем Ламию. Это даже нельзя было назвать пещерой. Это был утес на берегу моря, где воды подточили камень, открыв узкую, но достаточно высокую полость, чтобы мы могли стоять там в полный рост.