Книга Все потерянные дочери, страница 224 – Паула Гальего

— Если я готов пожертвовать собой, зачем мне хотеть спасать что-то еще?

Он бьет меня справа по лицу, и я пытаюсь сбросить его с себя, но это невозможно сделать, не ранив его. Леон хватает меня за волосы, чтобы обездвижить, и я кричу.

В этом и проблема: Леон больше не ценит свою жизнь, его существование отошло на второй план, а превыше всего — Орден. Если его миссия нереальна, если она была ошибочной всё это время, где тогда он сам? Я его не переубежу.

Леон напрягается, когда новый толчок сотрясает всё вокруг, и на этот раз слышен ужасный рев, мощный скрип фундамента дворца, который ходит ходуном.

Я вспоминаю, что рассказывали мне ведьмы. Вспоминаю того похищенного ребенка, которого нашли,когда было уже слишком поздно… потому что он уничтожил целый город. Я готовлюсь остановить эту силу, когда Леону удается обездвижить меня своей магией. Он запрокидывает мне голову назад, и воздух перестает поступать в легкие.

Внезапно я чувствую знакомую вибрацию в воздухе, и фигура, которую я узнаю, материализуется передо мной.

Короткие черные волосы Евы развеваются, когда она бросает взгляд на меня, а затем смотрит на Леона, которого отшвыривает к стене позади него. Потом она смотрит на Воронов, и всего за секунду дрожь дворца прекращается.

Она смотрит мне в глаза, и я знаю, что мы в безопасности.

Ева нейтрализует стражников… выбрасывая их в окно. Она замирает, глядя на всех Воронов, напряженных и ждущих, и я замечаю, как один из людей Леона поднимает руку. Это последнее, что он делает.

Его шея сворачивается под невозможным углом с пугающей скоростью, и он падает замертво.

Некоторые из Воронов, собранных Лоренцо, начинают метаться в испуге, и я боюсь худшего. — Нет! — удается мне сказать, поднимаясь на ноги.

Но Ева понимает, и они, похоже, тоже знают, что двигаться нельзя. Двое других переглядываются и начинают пятиться.

Ева запечатывает двери обломками, упавшими с потолка и из пробитой стены. — Нет. Вы отсюда не уйдете.

— Ева, достаточно просто обездвижить их, — говорю я ей. — Мы уже говорили об этом, пташка, — предупреждает она меня.

Мне не нравится, как она меня называет, и это выражение лица.

— Они такие же, как мы, — протестую я. — Нет, такие, как мы, — это они. — Она указывает на Воронов, сбившихся в кучу в углу. Некоторые сжимают оружие с неподдельным ужасом. — Я не оставлю на свободе двух Дочерей Мари, которые могут причинить столько разрушений одной лишь мыслью.

— Ева, я знаю, что ты думаешь, будто обязана это сделать, но не…

Запечатанная дверь взлетает на воздух. Стена тоже. Я оборачиваюсь и поднимаю руку как раз вовремя, чтобы один из обломков не ударил Лоренцо и других Воронов, но я недостаточно быстра для всех.

Камень настигает Флоренс, девушку, которой я дала обещание, и она безжизненно падает на пол. Зрелище суровое. Итог жестокий. Пронзительный звон в ушах заглушает остальные звуки, пока мое сердце бешено колотится.

Я смотрю на Еву и на Воронов. Один из них понял, что Ева не даст им уйти, и высвободилвсю свою силу. Ева пытается сдержать его.

Я не могу добраться до девушки, потому что Леон мне не позволяет. Он не дает мне передышки. Снова и снова он бросается на меня, лишая возможности говорить, убеждать, изматывая меня, доводя до предела терпения… и истощая силы, которые, я знаю, мне следовало бы беречь.