Книга Все потерянные дочери, страница 131 – Паула Гальего

Эмбер игнорирует оскорбление и спокойно возражает: — Это не поможет от «Волчьего воя».

— Скорлупа дьявольского ореха используется против гемотоксинов. — Она сама берет флакон.

— Но она не остановит кровотечение, если гемотоксин был изменен с помощью Грозового плюща. — Он останавливает её, положив руку поверх её рук.

Его слова возвращают горький вкус яда, вкус моей крови на губах. Возвращают дрожь в ногах и страх, а прежде всего — воскрешают теплое воспоминание о трех людях, заботящихся обо мне.

Ева хмурится. В шаге от нас Арлан продолжает нарезать круги вокруг камня с драже, разглядывая их.

— Грозовой плющ — это тоже гемотоксин, — возражает она, не понимая.

А вот я понимаю.

— Он прав, — говорю я ей. Бросаю на неё взгляд, давая понять, что не могу говорить свободно при Арлане и Эмбере. — Я узнала это на горьком опыте много лет назад.

Ева выдерживает мой взгляд и кивает, соглашаясь.

Я смотрю на Эмбера. — Откуда ты это знаешь?

Он пожимает плечами. — Я кое-что знаю.

— Ты не казался знатоком ядов, — замечаю я.

— А вот это знал.

И очень вовремя, потому что иначе сомневаюсь, что сама вспомнила бы об этом в срок. Проклятье, я под слишком сильным давлением.

— Как? — настаиваю я. — Это не описывается в справочниках по ядам и токсинам.

— Очевидно, кто-то всё же описал, — отвечает он сдержанно. — Потому что я читал более продвинутые исследования, где об этом знали.

— Ты знаешьэту особенность, но не знаешь базовых основ, — замечаю я.

Эмбер не отвечает.

— Эта весит больше, — говорит вдруг Арлан, который тоже взял драже в руки. — Это она. Я уверен.

У меня внутри срабатывает сигнал тревоги. — Положи это сейчас же.

— У Евы нет никакой сыпи. Кожного эффекта нет.

— По крайней мере, пока они не проявились, — напоминаю я ему. — Оставь их, — настаиваю я.

Арлан повинуется.

Оба драже возвращаются в свои сосуды. Лекс наблюдает за всем, заложив руки за спину, с самодовольной ухмылкой на губах.

— А ты чего смеешься? Мы не дадим тебе шанса выбирать, — говорит ему Арлан.

— Не думаю, что это та, о которой ты говоришь, — вмешивается Ева, тоже оказавшись опасно близко к конфетам. — Хоть она и тяжелее, на ощупь она чуть более гладкая. Это значит, что в другой больше сахара, чтобы сильнее скрыть запах.

— Или это просто совпадение, — возражает он.

Они начинают спорить.

Их голоса эхом разлетаются в тишине, которую нам так почтительно предоставили все ведьмы. Ни одна из них еще не осмелилась заговорить. Молчит и Агата, наблюдающая за всем с балкона.

И это, кажется, заставляет их забыть, что за нами наблюдают. Но не меня. Я не забываю.

Я поднимаю глаза на статую моего отца. В животе завязывается узел.

Если я выберусь отсюда живой, попрошу отвести меня туда, где чтут мою мать. Мне всё равно, какое впечатление это произведет, насколько я покажусь им нуждающейся, какую слабость проявлю…

Арлан кричит, Ева тоже. — А ты к какой склоняешься? — говорит она.

— Я…

— Последнее слово за тем, кто будет рисковать жизнью, тебе не кажется? — бросает ей вызов Арлан.

Ева вскидывает подбородок. — Значит, решаю я.

Свет становится всё тусклее. Посмотрев на трибуны, я замечаю, что несколько ведьм следят за направлением моего взгляда, и понимаю, что не ошибаюсь. Время на исходе.

Они снова спорят. Их крики заполняют всё пространство, и мне не остается места, чтобы думать. Как решить, когда на кону так много?