Книга Второй Обряд, страница 111 – Женева Ли

Однако я не расплакалась и не почувствовала грусти. Вместо этого темная сила просочилась сквозь мои новые трещины. Сердце забилось так быстро, что, я готова была поклясться, это крылья бьются о клетку. Я ощущала, как тьма просачивается в кровь, стирая все сомнения в том, кто я и чего хочу. И это было все, что я могла сделать, чтобы не запрокинуть голову и не зарычать.

Вместо этого я позволила этой силе создать вокруг меня защитную оболочку. Она успокаивала меня своим полуночным присутствием. Я никогда не страшилась отстаивать свои собственные границы, за исключением тех случаев, когда это напрямую касалось любимых людей. Оливия была права. Я изменилась. Я не хотела потерять ее, но и не собиралась извиняться за то, кем стала.

Я пристально смотрела на нее и эта темная сила расправляла свои могучие крылья внутри меня. Одного моего слова было бы достаточно, чтобы освободить ее, но я не собиралась ничего доказывать или объяснять. Хотя я бы с удовольствием поделилась с ней всеми пикантными подробностями, спроси она меня об этом.

Не говоря ни слова, я отодвинулась от нее и направилась к ряду лифтов, прямиком к тому, на котором значилось «Пентхаус». Дойдя до него, я остановилась, занеся палец над кнопкой «вверх» на панели, и бросила взгляд через плечо. Алексия и Таннер были всего в нескольких шагах позади меня. Глаза Таннера расширились, но он ничего не сказал. Алексия подняла вверх большой палец.

Но Оливия осталась стоять там, где стояла. Я обернулась, подняла подбородок и протянула ей довольно хрупкую оливковую ветвь, бросив:

– Ты идешь?

Мы смотрели друг на друга целую минуту, прежде чем она направилась к нам. Толпа, наблюдавшая за нами, медленно расходилась с разочарованными лицами. Я нажала на кнопку, когда Оливия присоединилась к нам, и осмелилась еще раз взглянуть на нее. Она ничего не сказала. В этом не было необходимости.

Я знала ее достаточно хорошо, чтобы понимать, что это противостояние между нами только набирает обороты.

Я никогда раньше не проводил так много времени в больнице, но теперь понимал, почему люди испытывают к ним неприязнь. Флуоресцентная лампа над головой мигала каждые тридцать секунд, и ее низкий гул раздражал почти так же, как и резкий запах антисептика в воздухе. Я шел по коридору отделения интенсивной терапии, удивляясь, кто придумал покрасить все стены в ровный, бездушный серый цвет. Из-за плохого освещения и отсутствия окон краска только усиливала ощущение, что это место похоже на клетку. Когда я завернул за угол, то увидел уставшую женщину в халате с принтом из букв алфавита, которая нахмурилась, завидев меня.

– Сэр, – окликнула она, – могу я взглянуть на ваш бейдж посетителя?

Я не стал просить его у охранника, которому внушил это на стойке регистрации. Я остановился и одарил женщину обезоруживающей улыбкой. Она замерла и с открытым ртом обвела взглядом мое тело сверху донизу.

Когда стало ясно, что она потеряла дар речи, я сказал:

– Мне не нужен бейдж. Я здесь, чтобы поговорить с доктором Ривзом об одном пациенте.

Возможно, у нее была долгая смена, а может, помогло ее откровенное влечение, но мне почти не пришлось ее принуждать.

– Позвольте мне вызвать его по пейджеру, – предложила она, не колеблясь ни секунды.

Вместо этого она украдкой взглянула на меня и взяла трубку ближайшего телефона, чтобы позвонить врачу.