Книга Истинная на сдачу, дракон в комплекте, страница 57 – Ника Калиновская

Мы оба помолчали. Яйцо лежало в корзине, будто нарочностараясь выглядеть мирным и добропорядочным. Вот только покачнулось. Совсем чуть-чуть. Или это опять моя фантазия?

— Ладно, — хмыкнул Орлин, — главное — не начинай с ним разговаривать. А то ещё ответит.

Я прыснула от смеха, но краем глаза всё ещё косилась на яйцо. Оно и правда могло ответить. Или вылупиться. Или... взорваться? Я вздохнула от хоровода мыслей у меня в голове.

Похоже, утро сегодня обещало быть долгим.

Поскольку поспать у нас так и не получилось — у кого от волнения, у кого от возрастной привычки вставать ни свет ни заря, — мы с Орлином решили не терять времени даром и взялись за дело. Целью нашего утреннего подвига стал коридор, ведущий к кухне и столовой. После бурной ночи и тревожного утра эта часть дома казалась почти мирной… если не считать пыли, паутины, обвалившейся штукатурки и запаха, напоминавшего старый чулан, где когда-то забыли солёную рыбу. Однако работа спорилась — кто бы мог подумать, что я научусь ловко орудовать веником, тряпкой и даже щипцами для старых гвоздей? А всё потому, что каждый час мы по очереди наведывались к нашему пациенту.

Орлин особенно строго следил за графиком. В определённое время он подходил к постели, бормоча что-то себе под нос, и подносил ко рту герцога кружку с горячим отваром, сваренным им ещё до рассвета. Герцог пил почти вслепую — всё ещё в полудрёме, но сознательно, будто тело его уже знало: надо слушаться. Лицо у Кристиана всё ещё было бледным, но лоб уже не казался обжигающим, а дыхание стало ровным. И это приободряло.

Когда коридор начал напоминать жилое помещение, а не декорации к фильму о запущенных замках, мы принялись за ковёр. Точнее, за его то ли останки, то ли мумию. Ткань осыпалась от одного взгляда, пыль взвивалась тучами, а куски, которые удалось скрутить, словно цеплялись за пол и не хотели покидать насиженное место. Мы с трудом выволокли эти реликвии прошлого на двор, чтобы потом решить — сжечь или попытаться отстирать (хотя, если честно, склонялись к первому варианту).

И тут... мы услышали это.

Сначала показалось, что гремит где-то в старом крыле особняка, но звук был слишком ритмичным, слишком упорным. Стук. Скрежет. Опять стук. Будто кто-то методично вбивал колья в землю.

Мы переглянулись, сбросили с рук остатки тряпья и двинулись к источнику звука. Пройдя через двор и заглянув за угол, мы одновременно замерли. В зарослях, некогда полностью перегородивших дорогу к особняку, творилось настоящее чудо — или безумие. Несколько крестьян, вооружённых серпами, топорами и даже лопатами, напоминали отряд муравьёв, внезапно решивших построить автостраду.

Методично, без слов, с каким-то почти торжественным упорством, они рубили, тянули, перетаскивалии топтали заросли, расширяя тропу, ведущую к воротам поместья. Стало даже видно кусок старого булыжника под ногами, который до этого скрывали сорняки и мох.

— Это что, субботник? — прошептала я, не веря своим глазам.

— Субботник? — переспросил Орлин, чуть наклонив голову, будто примерял слово на слух. — Не знаю, что это за зверь, но звучит серьёзно. Хотя... — он прищурился, глядя на усердно машущего топором крестьянина, — если это означает, что кто-то бесплатно работает, пока я отдыхаю, то я — за. Хоть каждый день пусть будет этот ваш субботник.