Книга Последние стражи, страница 99 – Ольга Пашнина

Раздался хохот и веселые голоса – делегация собирателей конфет возвращалась. Без сладостей, разумеется, но явно с хорошим настроением.

– А это и есть обо мне. Я хочу быть дочерью хорошего человека. А не чудовища. Хотя бы недолго.

– Аида! – раздался довольный голос Риджа. – Селин! Девчонки! Мы закидали кабинет Тордека тыквенным жмыхом, потому что у него не было конфет! Вы столько пропустили!

Вот так Маскарад Мертвых превратился в последний праздник Мортрума. И если бы завтра не настало, таким был бы конец мира мертвых – с дурацкими розыгрышами, танцами и горой конфет.

Но истории не должны заканчиваться слишком рано.

* * *

Дар стоял перед мольбертом, завороженный и подавленный. Светлые краски, почти забытые в последние годы, ложились на портрет сами собой, едва он подносил кисть к холсту. Последние штрихи – и впервые за много лет он почувствовал, что картина дала силы, а не отняла последние.

А еще в полотне появилась жизнь. Неуловимая, едва заметная, в глубине глаз девушки, изображенной на нем.

Арахны.

Дар почти не помнил мать, но вид арахны не вызывал у него таких эмоций, как у Аиды – ведь рядом с ними была Ева. Но все же какая-то часть его испытывала трепет, глядя на портрет Шарлотты. Аида говорила, что арахны – древняя раса из глубин вселенной, и, кажется, Дар ощущал исходящую от них силу.

Шарлотта одновременно восхищала и пугала. Невинная фарфоровая красота соседствовала с паучьей смертоносностью.

Он провел пальцем по ее щеке, наслаждаясь ощущением холодного шершавого холста. Краска еще не просохла и слегка отпечаталась на подушечке пальца.

Нет, все же прекрасного в ней было больше.

И чем дольше он всматривался в портрет, тем больше ему чудилось, что в глубине ее глаз есть проблески жизни.

Едва слышно скрипнула дверь. Дару не нужно было оборачиваться, чтобы узнать вошедшего. Он лишь отметил раздражение, поднявшееся внутри: как будто Олив застала его за чем-то личным и даже постыдным.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Ничего. Рисую.

– Ее?

Олив попыталась было приблизиться, но Дар ее отстранил.

– Ты же знаешь, что я не люблю, когда смотрят, как я работаю.

– А я не люблю, когда мне наставляют рога!

– Это просто рисунок.

– Это не просто рисунок! Это арахна, которую Аида Даркблум притащила из недр ада!

– Я сам решаю, что мне рисовать. Олив, пожалуйста,дай мне побыть одному. Я хочу поработать.

– А я хочу выбраться из этого дерьма! – рявкнула она. – Сколько мне еще упрашивать тебя уйти из Мортрума?! Дар! Я не хочу тонуть с Аидой и ее шавками!

– Придержи язык, это моя семья!

– Твоя семья идет ко дну! Я, знаешь ли, не на это рассчитывала, вытирая тебе сопли, текущие по твоей мразотной сестричке!

Контраст между Олив и Шарлоттой – пусть и нарисованной – его поразил. Та, кого он считал своей возлюбленной, застыла в дверях мастерской. Пальцы впились в косяк, ногти оставили белые полосы на краске. Глаза – широкие, горящие – были прикованы к мольберту.

Но вот что забавно: Олив сейчас казалась ему чудовищно уродливой, арахна – прекрасной.

– Так ты была со мной ради этого? Чтобы спасти себя?

– А что мне было делать, если Виктор меня кинул? Он клялся, что я вернусь вместе со всеми, что получу бессмертие, если сделаю все, о чем они просят.

– И что же это?

Олив пожала плечами.

– Открою вашей обожаемой Аиде глаза на ее новую семью. Они думали, что, наказывая ее за ненависть ко мне, приведут к мысли о несправедливости системы Вельзевула. И добьются преданности Лилит. И что? Я выполнила свою часть сделки. А они просто обо мне забыли! Да, Дар, я хочу отсюда выбраться. И надеялась, что и ты захочешь. Но вместо этого ты… вы все помешаны на Аиде! Она – лживая, лицемерная, заносчивая сука, а вы не видите никого, кроме нее! Но правда в том, дорогой, что ей на всех вас плевать. Вашему миру мертвых остается совсем немного, а она даже не пытается вас спасти!