Книга Дикарь и лебедь, страница 169 – Элла Филдс

– Нашему народу? – Я перешла на крик. – Мы начали все это! Твой отец развязал эту войну, когда убил его родителей, а все почему? – Из горла вырвался безумный смешок. – Потому что твои родители боялись тех, кто был могущественнее их.

– Алтон, – сипло произнесла мать. – Это твой отец убил его, это он убил Верна Волькана. – У меня голова пошла кругом – я попыталась вспомнить, говорил ли мне об этом Дейд. Не говорил. – Верн был вне себя от ярости, – прошептала она, глядя вдаль невидящим взором, словно перенеслась туда, к самому началу событий. – А мой отец… – Она поджала губы, всхлипнула. – Мой отец убил его половинку, и мы знали, что Верн не остановится ни перед чем. Он бы не успокоился, пока все до последнего из нашего рода не поплатились за то, что в припадке гнева натворил мой отец.

Озноб пробрал меня до костей.

– Зачем?

– Им было не по себе, – сказала мать, но слова ее прозвучали вяло. – Они были напуганы. Мой отец больше прочих, но в смерти Майи повинно его самомнение, ущемленное тем, что Верн и Майя отказались пойти на его условия. Он не собирался их убивать. – Погрузившись в прошлое, она заговорила тише: – Никто не должен был погибнуть. Он был глупцом, и это стоило жизни и ему, и моей матери, и моему сыну.

– Верн Волькан убил Джоуна?

– Нет, – хрипло ответила мать. – Джоун погиб от смертельной раны в грудь, которую получил в бою, а твой дед пал, пытаясь его защитить. Я оставила твоего отца, оттащила Джоуна как можно дальше от битвы и попыталась спасти. – Она с усилием втянула воздух. – Но Алтон понимал, что выхода нет, что Верна нужно остановить, поэтому вместе с нашими лучшими солдатами загнал его в угол и прикончил. Моя мать, – выдохнула королева, – умерла от горя через два месяца.

– Это же… – Я покачала головой. – Столько несчастья, и все потому, что им было не по себе?

– Они узнали, что дитя короля и королевы, Дейд Волькан, будет тем, кто оборвет…

– Династию Грейсвудов, – перебив мать, закончила я. – Поверь, я в курсе, но ведь все эти пророчества могут означать что угодно. – Я невесело усмехнулась. – Вы пошли на крайние меры, но предсказание все равно сбылось.

На это она ничего не ответила, только всхлипнула и встала с кровати.

– Ты любишьего. – Это был не вопрос.

Я ощутила позыв возразить, сказать, что ничего подобного к нему не испытываю, но черная бездна страха, которая разверзлась внутри и грозила затянуть и поглотить меня целиком, не дала мне этого сделать.

Я отвела взгляд и забралась на подоконник.

– Мне пора.

– Опал, – закричала она, когда поняла, что я собираюсь сделать. – Наверняка уже слишком поздно.

– Мы этого не знаем.

Мне не хотелось в это верить.

Ее вопль донесся мне вслед, когда я прыгнула в окно и обернулась лебедью. Крылья раскрылись в футе над землей, я пролетела между деревьями в саду и вздрогнула.

В темноте под кленовым деревом сверкнули красные огоньки.

Серебрина кивнула, когда я заложила вираж и приземлилась у ее ног.

– Поторопись, – сказала она. Змеи, обвившиеся вокруг ее плеч, неподвижно взирали на меня. Я перекинулась. – Я позабочусь о ней, – добавила колдунья.

Из башни доносились рыдания матери, и я оглянулась, понимая, что должна покинуть ее, но…

– Это вы, – сказала я, и у меня захватило дух. – Это вы были ее… пассией.

Серебрина прищурилась: