Книга Дикарь и лебедь, страница 144 – Элла Филдс

– Хочешь честный ответ?

– Конечно.

– Я не знаю, – проговорила Опал. У меня внутри все поникло, а затем она сказала: – Знаю лишь, что хочу тебя и хочу, чтобы все остались невредимы, так что, судя по всему, я хочу, чтобы мы поженились, а затем покинули это место.

У меня в горле встал ком.

– И ты вернешься вместе со мной.

– Я ведь уже согласилась, разве нет?

– Ты согласилась выйти за меня, – сказал я и тут же испытал желание врезать себе самому. – И все.

На несколько мучительных секунд Опал уставилась на меня так, будто видела насквозь,и я почувствовал, как ладони мои вспотели.

– Мы оба знаем, что это далеко не все, – возразила Опал. Меня захлестнуло облегчением, а она прошептала: – Ты сегодня сам не свой.

Я облизнул губы, думая, что пора бы нам закончить этот разговор и лечь спать. Вернее, спать будет моя лебедь, а я, притворившись, что уснул, буду вслушиваться в каждый шорох чужого замка, который когда-то собирался превратить в пыль.

Но у моего дурного языка были другие планы.

– Скажи, объясни мне, что не так, – придвинувшись ближе, попросила Опал.

Я закрыл глаза, досчитал до десяти, а затем едва слышно пробормотал:

– Ты так и не простила меня, и я не в силах тебя заставить, но я хочу именно этого. – Я открыл глаза, погладил ее по щеке. – Я хочу быть с тобой каждый день, каждую ночь, всегда. – Ее глаза заблестели, влажные и такие яркие. Я провел пальцем под одним из них. – Знаю, я эгоист и не заслуживаю тебя, но, может быть, мы…

Проклятье.

– Может быть, мы что? – спросила она – так тихо, так нежно.

– Может, мы попробуем всерьез, когда вернемся? – выпалил я.

Ресницы Опал вспорхнули, губы разомкнулись – на нее снизошло понимание.

– Ты имеешь в виду настоящий брак.

Я кивнул – от страха быть отвергнутым тело словно обратилось в камень. Соври мне, чуть не сказал я. Просто, черт тебя дери, соври.

Моя лебедь все смотрела и смотрела на меня, ее жар и жар, исходивший от меня, сливались воедино. Я забыл, как дышать, не отваживался даже рот открыть, чтобы попробовать сделать вдох, поскольку боялся спугнуть ее, потерять навеки.

Напряженный до опасного предела, я не успел считать ее намерение, и кровь взревела у меня в ушах, когда Опал опрокинула меня на спину и уселась сверху.

Вместо ответа она запустила руки мне в волосы и оттянула голову назад. Ее язычок приятно обжег мне горло, а зубки впились в шею. В комнате вспыхнули звезды – те, что видеть могли только мы. Воздух раскалился настолько, что оба мы покрылись потом, а из ранки на шее побежала кровь, щедро изливаясь на ее поджидавший язык.

Опал закрепила нашу участь, предреченную звездами, нашу связь – ее язык жадно прижимался к поставленной ею метке, двигался нежно и упоительно.

Нерешительность нас покинула. Мы сорвали друг с друга одежды, те запутались у нас в ногах, и я, сбросив их с кровати на пол, перевернулся и уставился на Опал.

На мою половинку.

В ее глазах сверкнул огонь, отразивший тот, что вспыхнул в моих собственных глазах, и тогда я накрыл губами ее перепачканный кровью рот; бедра Опал обхватили меня, руки потянулись мне навстречу. И принялись гладить меня по спине, пока я вкушал следы ее проделки. Ту клятву, что она принесла, в сравнении с которой такие вещи, как помолвки и свадьбы, казались незначительными и смехотворными.