Книга Брусничное солнце, страница 91 – Лизавета Мягчило

Он утопил троих своих людей — не способные отречься от его воли, они шагали на верную смерть, шли, несмотря на вопли местных деревенских — там трясина. День за днем, час за часом болото пожирало его надежды, хохотало над ним голосами диких птиц.

Этот день не стал особенным.

Перемазанный в грязи, он дважды попадался в коварную топь, и дважды выбирался — сам, игнорируя предложенную помощь, плавно подтягиваясь, уходя с опасных участков. Еще немного и взвоет волком. Придется возвращаться ни с чем. Снова. Хмурое, затянутое тучами небо прятало последние лучи солнца, близился закат.

Со стороны леса послышался залихватский свист, громкий топот несущейся вперед лошади. Наверняка отец вновь послал за ним подручного. Оскорбившийся, старший Брусилов навязчиво убеждал отряхнуть руки от порочащей фамилию невесты. Ежели сейчас она показывает свой норов, то до чего же дальше, уже будучи женой опустится?

Он не слушал. Шаг за шагом, загнанным зверем бродя вокруг топи. Чудно, но жители местной деревеньки были ему благодарны — носили печеную репу, домашний сыр и холодный, пощипывающий язык квас в короткие часы отдыха, жарко топили бани. Они все говорили о беспощадном болотном чудовище, которого он спугнулсвоими визитами. О монстре.

Тогда сердце тревожно жалось — может не топь прибрала Варвару, может существует еще что-то, о чем раньше он не додумывался и теперь его ведьма у нечистого в услужении? Или подчинила его себе? Обещалась ведь по его душу прийти, так может вернется не одна? Если бы пару лет назад Брусилову сказали, что колдовство не вымысел — он бы расхохотался от всей души, запрокидывая голову и насмешливо щуря глаза в беззвучно глядящее в ответ равнодушное небо. Если бы Брусилову сказали, что его можно швырнуть в беспамятство на любовном ложе, он бы посоветовал собеседнику проветрить голову и меньше налегать на сигары с алкоголем. А это все было. Было же, он не сошел сума — выжженый круг встречал его каждый раз на том месте, где умер жалкий безызвестный художник. Он напоминал о Варе единым своим существованием.

Когда мокрые продрогшие гайдуки и Самуил выбрались с подлеска, его встретил давний друг Дмитрий Жербин. Давным-давно они шли вровень до звания капитана, где тот и увяз. А он продвинулся по службе дальше, дослужившись до майора меньше, чем за год. Друг не редко поддевал — то был не талант, а золотая ложка во рту и везение. Брусилов ничего не доказывал, снисходительно тянул губы в усмешке и кивал, соглашаясь. Пусть так.

— Как нашел меня? — В сапоге уныло хлюпнуло, и Брусилов рассеянно наклонился, стягивая его, балансируя на одной ноге, чтобы выплеснуть мутную воду. На приличия что ему, что Дмитрию было одинаково все равно — привыкшие к армейским муштровке и коротким перерывам, они не раскланивались, времени на витиеватые пикировки и этикет попусту не было.

— Батюшка твой сказал, где искать. Надеется, что я хоть какую-то кроху разумности в тебе найду. Знал бы он, что в тебе ее отродясь не бывало, Самиул Артемьевич. — Капитан смеется, спрыгивая с лошади, чтобы похлопать мрачного друга по сгорбленной спине. Тот, пытаясь не свалиться с усталых ног, тут же выпрямился, нога скользнула обратно в сырой сапог. — Что тебе, на столичных приемах внимания мало было? Каждую вторую взять мог, да и первую, когда муж ее отвернется. Что ж там за провинциалка такая, что ты как цапля по болотам шагаешь?