Книга Брусничное солнце, страница 82 – Лизавета Мягчило

Он был крупнее кошки. И намного опаснее.

Она не уснет. Не сумеет. Стоило Варваре начать погружаться в дрему, как нечисть в углу хищно поддавалась вперед, приходила в движение. Распахнет барыня глаза — кажется, что померещилось. Застывает болотный Хозяин, его силуэт глодает темнота. Не сожрет же он ее, так отчего так дико заходится сердце?

«Как ребенок малый, ну не для того он возился столько, слушая причитания, чтобы попросту отужинать.»

Внутренний голосок тут же вскидывался, хихикал мерзко, добавляя увесистое:

«Вот надоешь, тогда быть может».

И она с досадой поворачивалась к нему спиною, ворочалась на лавке, поплотнее кутаясь в отсыревшее, провонявшее плесенью одеяло. Сон подкрался незаметно — вот она вглядывается в насмешливо прищуренные глаза, а вот ее поглощает темнота.

Не слышала Варвара, как с издевкой хохотнул Хозяин, ровным крадущимся шагом приближаясь к лавке. Как застонали, затрещали под ее боком разрастающиеся старые доски. Как опустилось чужое тело, по-свойски подтягивая ее к ледяной груди — ночи на болоте были безжалостные, промозглые, тепла здесь хотелось каждому. Горький запах полыни и можжевельника перебил зловоние плесени, заставил барыню заворочаться во сне, развернуться, утыкаясь носом в подбородок пригревшейся под боком довольно склабящейся нечисти.

А наутро ее разбудило легкое скольжение вдоль стопы. Раз, неспешный другой, Варвара раздраженно дернула ногою. Воспоминания еще не успели возвратиться в дремлющий разум, не отравили. Как же хороша была сонная нега, как не хотелось выбираться… Отстраненно подумалось: жучок. Мелкий, черный, которых, несомненно, легко занести в комнаты на одеждах. Из-под одеяла высунулись перемазанныев болотной грязи пальцы девичьей ноги, почесали лодыжку, пытаясь согнать мерзкое насекомое. На мгновение щекотание прекратилось, уголки губ победно приподнялись, девушка поерзала, устраиваясь поудобнее. Но стоило закутаться в одеяло, вновь ускользая в дрему, как шевеление на коже вернулось.

Будь проклят дрянной жук!

Протяжно застонав, она неохотно приоткрыла один глаз. Чтобы через мгновение удивленно распахнуть оба, дергая ноги под одеяло так сильно и резко, что колени едва не долетели до носа.

Со вчерашнего вечера лавка в землянке заметно раздалась вширь — теперь она занимала все свободное пространство. А на ней, по-ребячески скрестив бледные босые ноги, сидел болотный Хозяин, привычно щуря хитрые глаза. Тонкий палец, оканчивающийся длинным черным когтем, игриво скользил по ткани одеяла в том месте, где миг назад была ее нога.

Так вот кто не давал покоя.

По-птичьи склонив голову набок, с нескрываемым интересом полюбопытствовал:

— Погляжу, хорошо в новом месте спится, да? Как у вас там нежных барышень поднимают? Спинку погладить, ножки поцеловать?

С каждым участливым словом оскал нечисти становился все шире. Пировал на ее досаде, наслаждался. Воображение дополнило его слова, показалось, что когтистая рука потянулась вдоль лопаток, холодные пальцы соскакивали с позвонка на позвонок, оглаживали выпирающие отростки. Толпа мурашек мигом сделала кожу гусиной, Варвара вздрогнула, взгляд вцепился в его скользящую по одеялу руку, вторая невинно подпирала скулу. Мерещится. Пустое.

Молчание его не смутило, как говорил своим ровным, необычайно нежным голосом, так и продолжил. Пустил по позвонкам вторую волну гусиной кожи.