Книга Спящее пламя Ферверна, страница 75 – Марина Эльденберт

Ятта Хеллирия Ландерстерг.

Отмахиваясь от внутреннего недовольства, я делаю первый прыжок, тройное вращение — и четкое приземление, но в этом четком приземлении нет чувств. Тех, которые там должны быть. Несмотря на то, что в музыку снова врываются аплодисменты, я собой недовольна. Это внутреннее чувство недовольства ни с чем не спутаешь, когда ты осознаешь, что фальшивишь. На такую малюсенькую, сотую часть, которую может быть никто и не заметит, но это злит.

И я возвращаюсь к ее истории, к ее чувствам, и наконец-то отрываюсь от земли. От своей личности, следующий прыжок уже гораздо лучше, гораздо эмоциональнее, гораздо ярче, и я улыбаюсь, мысленно, потому что героине этого танца улыбаться не к месту.

Несмотря на то, что это — история ее победы, до нее ей придется пройти еще многое.

Жестокость правящего.

Потерю себя и своих жизненных ориентиров.

Предательство лучшей подруги…

Но потом она встретит того, с кем ее жизнь полыхнет сверхновой. И окажется в самом сердце переворота, который объединит Северный континент и сделает его великим.

Я вливаюсь в историю настолько, что позволяю себе одну непростительную ошибку, прицельный взгляд в зал. Случайный, но эта случайность ударяет меня под дых, потому что каким-то образом я на полном ходу врезаюсь в Вэйда Гранхарсена. Как в преграду, которую внезапно кто-то выкинул на лед, в том самом прыжке, который должен быть четверным, и…

Я не знаю, как так получается, потому что я отрабатывалаэто сотни раз, но нога встает неправильно. Лезвие встает неправильно. Я оттолкнулась уже неправильно, я его смазала на все сто процентов, поэтому когда я пытаюсь поймать равновесие на льду, мне это не удается.

Я приземляюсь на пятую точку в самый яркий аккорд, который должен был стать ключевым. Кульминационным. Мое тело учили падать, меня учили падать, поэтому я отталкиваюсь ото льда так легко и возвращаюсь в танец, но это уже бессмысленно.

Во мне не осталось чувств женщины, которую я танцевала.

Только мои собственные, и это — отчаяние, смешанное с разочарованием и такой болью, которая вот-вот разорвет меня на куски. По крайней мере, мне так кажется, потому что хотя я продолжаю скользить по льду, в моем теле обжигающая огненная тяжесть.

Зал все равно взрывается аплодисментами, на лед летят цветы и игрушки, но я едва нахожу в себе силы улыбнуться и поклониться. Мне хочется сбежать, сбежать из-под пристального внимания, что я и делаю при первой возможности.

Санна встречает меня, помогает надеть защиту на лезвия, но я внутренне уже умерла.

— Все будет хорошо, Ятта, — говорит она, потом снова повторяет, — все будет хорошо.

В этот момент у меня начинает болеть пятая точка, весьма ощутимо, отдает противной пульсацией в бедро. Я всей кожей ощущаю этот удар ягодицами о лед, обжигающее мгновенное прикосновение к нему пальцев, не позволивших мне распластаться там враскоряку, как объевшаяся дурманной коры иглорыцка.

Оценки я слышу сквозь нарастающий шум в ушах, и, хотя и так понятно, что платины мне не видать, я понимаю, что это уже не просто платины не видать.

Это третье место.

Это — мой самый кошмарный сон, за которым я совершенно не вижу свое будущее.

Никак.

И нигде.

Ятта

Как говорит папа, жалеть себя — худшее из того, что можно представить, но я сейчас себя не жалею. Во мне не осталось сил на жалость, я просто лежу на своей кровати, уставившись в одну точку. Скоро закончатся каникулы, и я вернусь университет, а пока могу себе позволить лежать и ничего не делать. Ко мне постоянно заходит мама, она меня обнимает, говорит, что я умница, что у меня все будет хорошо. Я киваю и соглашаюсь. Отец тоже приходит, и Эрвер, и с ними я соглашаюсь — да-да, конечно, я сделала все, что могла, я молодец. Со мной пыталась поговорить Риа, но я не ответила на звонок, не говоря уже о том, сколько раз мне пытался позвонить Роа. Ему я, разумеется, тоже не ответила.