Книга Демон в подарок, страница 33 – Евгения Оул

И от этого я хотела его ещё сильнее.

Спустя короткое время дверь распахнулась почти бесшумно, и вместе с лёгким запахом мокрого воздуха в комнату вошёл он. В руках — поднос с чайником и двумя чашками. К моему недоумению, чайник был самый обычный, без узоров, но, когда Зефирос поставил его на прикроватный столик, от крышки вырвался густой пар, тёплый и ароматный, с лёгкой терпкой сладостью.

Я уставилась на него, забыв, как дышать.

Демон. С подносом. С чаем. Для меня.

От такого зрелища хотелось попроситьего взять меня в жены и заботиться так всю жизнь.

Он сел на край кровати, будто делал это тысячу раз, и совершенно спокойно налил мне чашку. Тонкие струйки пара поднимались вверх и растворялись в воздухе, и я поймала себя на том, что любуюсь не напитком, а его пальцами: сильные, изящные, с чёрными прожилками жил, они выглядели так же красиво, как и всё остальное в нём.

— Осторожно, горячо, — негромко сказал он и протянул чашку.

Ага, горячий тут только он.

Я автоматически взяла, прижав ладони к фарфору, и, конечно, снова ощутила — не чай грел, а он. Даже так, на расстоянии.

— Ты… серьёзно сделал мне чай? — прошептала я, чувствуя, что сама звучала глупо, но удержаться не могла.

Красные глаза блеснули в полутьме, уголки губ дёрнулись в том самом ленивом почти-не-улыбке.

— Конечно. Я же не хочу, чтобы ты заболела. Тогда кому я буду читать скучнейшую теорию?

Я чуть не захлебнулась не чаем, а собой.

Ну кто, кто в здравом уме может так говорить? Словно это что-то само собой разумеющееся — заботиться, приносить чай, сидеть рядом.

Я сделала осторожный глоток, и горло обожгло мягким теплом. На миг показалось, что чай действительно прогоняет холод, но… это была иллюзия. Потому что настоящий огонь сидел рядом, склонившись чуть ближе, чем следовало.

— Тебе лучше? — спросил он. Голос мягкий, низкий, бархатный, словно скользнул по коже и оставил след.

Я кивнула слишком поспешно, уставившись в чашку.

Потому что знала: стоит поднять глаза — и всё, конец.

Сердце колотилось так, что плед на груди чуть заметно вздрагивал.

Он не сказал больше ни слова. Просто остался сидеть рядом, спокойно, уверенно, будто был тут всегда. И в этой тишине чай казался вкуснее, чем любой пирог, а его молчание — громче тысячи признаний.

За окнами всё глубже врастала осень: серые тучи и сырой холод облепляли стены, вгрызались в кости, пробирали под кожу. Но внутри, рядом с Зефиросом, я училась держать тепло силы.

Он оказался тем ещё мучителем: днём — бытовая магия, чтобы я не взорвала полдома, пытаясь зажечь свечу или вскипятить воду; вечером — боевые приёмы, где чаще получала по пальцам и по самолюбию, чем удавалось что-то правильно. Но всё равно… с каждым днём я чувствовала, как меняюсь.

Дневник я упрямо откладывала, избегала его так же, как и собственных мыслей о демоне. И Зефирос позволял. Не торопил. Вместо этого снова и снова заставлял поднимать силу, учил держать её в узде, направлять, не терять. И каждый раз, когда я думала, что сдамся, вдруг понимала — я могу чуть больше, чем вчера.

Иногда я ловила себя на том, что пальцы слушаются лучше, чем прежде, да и движения выходят более плавными: символы складывались ровнее, нити силы уже не разбегались во все стороны, а шли туда, куда я велела. Пусть мелочь — зажечь свечу одним движением ладони или поднять книгу с пола, не вставая, — но для меня это было почти чудом.