Книга Я вернулась, чтобы сжечь его дом, страница 10 – Наталья Бутырская

Когда Ду Чжуну исполнилось шестнадцать, генерал вернулся в столицу с величайшим даром — душевным зверем, которого он сам поймал в горах. То был небесный тигр. Зверь был горд и дик, и лишь железная воля Ду Гуна смиряла его.

— Вот твой спутник, сын! — провозгласил генерал, вернувшись домой. — С ним ты станешь великим воином!

Но Ду Чжун, худощавый юноша с глазами поэта, задрожал при виде зверя. Он протянул руку — и тигр рыкнул, почуяв в нём чуждую душу. Вода в ритуальной чаше не вспыхнула. Ритуал сплетения душ провалился.

В ярости генерал Ду Гун приказал сковать тигра цепями и стал «учить» его сам — бил плетью с шипами, морил голодом, жёг раскалённым железом. Зверь выл так, что у жителей столицы кровь стыла в жилах. Но Ду Гун не останавливался, пока в глазах тигра не погас свет свободы и не осталась лишь пустая покорность.

Во второй раз ритуал прошёл успешно. Вода светилась тускло, как подёрнутая дымкой луна, но связь установилась. Только последствия были ужасны.

Небесный тигр стал тенью — огромной, сильной, но безвольной. Он подчинялся приказам, но никогда не защищал хозяина по собственной воле. Зато подавленная ярость зверя передалась Ду Чжуну, от малейшего противления он вспыхивал гневом, набрасывался на слуг и домочадцев, разбивал свои руки в кровь о стены, пока в конце концов не сошел с ума. На нем и закончился род Ду Гуна'.

Сломать душу — что сломать нефритовую плиту. Можно силой соединить осколки, но трещины будут пить свет вечно, ибо путь — не в покорении,а в гармонии. Истинная сила рождается только из уважения — к себе, к зверю, к воле Небес. Потому я не хотела снова запирать Ми-Ми в клетку. Надо только к ней привыкнуть.

Несколько дней я просидела в комнате, не отлучаясь ни на минуту, спала урывками, ела кое-как, лишь бы приручить неугомонную проказницу. Когда Ми-Ми немного освоилась, то свила гнездо из моей подушки и обрывков простыни, чтобы там спать. Увы, ее сон всегда был чуток и краток. Вот вроде бы она свернулась в узел, упрятав носик, но стоило мне пошевелиться или выдохнуть чуть громче, как ласка тут же выглядывала наружу или стрелой взлетала на деревянные панели. И ее забег начинался заново.

Лишь на пятый день она наконец-то позволила мне прикоснуться к своей медовой шкурке. Правда, потом снова юркнула в тряпичное гнездышко, высунула носик и пристально посмотрела на меня. Но уже вечером Ми-Ми впервые взяла из моих рук кусочек вареного яйца. А на седьмой день я решилась вынести ее из комнаты.

Мэймэй распахнула дверь, и мы с Ми-Ми медленно вышли на открытую террасу. Я почувствовала, как задрожало ее маленькое тельце на моем плече, но не от страха, а от нетерпения, от желания спрыгнуть на перила, а оттуда — прямиком в гущу сада. У меня она уже все изучила, а тут такой простор для пряток и догонялок! Я коснулась пальцем ее лба, слегка потерла, и ласка снова обмякла, — это единственный известный мне способ ее утихомирить.

После этого я ускорила шаг и постучалась в мамины покои. Кто знает, когда Ми-Ми передумает?

— Лань-Лань! — обрадовалась мама. — Я была подумала, что вы не сумеете подружиться, даже начала подыскивать другого зверя. Но, орхидеюшка, почему ты так одета? И что с твоими волосами?

За семь дней я ни разу не помыла голову и не ополоснулась, чтобы не напугать ласку непривычными запахами, а мой домашний наряд даже служанке было бы стыдно носить, так эта хитрюга его попортила своими коготочками. И это всего лишь ласка! А что, если бы я выбрала не этого крошечного зверька, а какую-нибудь обезьяну с бронзовой шкурой? Тогда я бы не отделалась клочком выдранных волос и несколькими царапинами!