Книга И оживут слова, страница 112 – Наталья Способина

– Ну что? Все еще думаешь, что раз однорук, так и обнять не смогу? – он спросил это так, будто продолжал старый разговор. Неужели у Всемилы хватило ума сказать ему подобное?!

Я растерянно помотала головой, не зная, что ответить, и посмотрела на него снизу вверх. Неяркого света хватило на то, чтобы увидеть справа у Миролюба несколько абсолютно седых прядей. За столом я не могла этого заметить, потому что сидела от него слева. Не задумываясь, что делаю, я провела рукой по седине и спросила:

– Это у кваров? Да?

Он медленно кивнул.

– Я мальцом совсем был. Да ты, верно, и так знаешь. Не собирались они меня отцу возвращать. Я соврал, что не помню. Это – помню. И как к обряду готовили. Только руку сперва… чтобы отцу послать. Когда Всеслав с воинами своими на них напал, я уж не верил, что жив. Видел уже, как за покойным дедом по реке плыву. А он меня сперва рукой манил, а потом, когда я подплыл, сказал: «Рано тебе помирать, малец! Не сегодня». А потом оказалось, что вовсе не дед это говорил, а отец твой.

Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. На миг представила себе испуганного, замученного ребенка, потом мысли переметнулись на Альгидраса. «Последний в роду». Да что ж эти проклятые квары от них хотят? Что им нужно?

«Говорят, что Каменная Дева знает, когда ее дети нуждаются в ней. Только нет у нее сил помочь, потому что опутали путы высокую грудь да стынут ноги в сырой земле. И только обряды дают ей силу услышать своих детей. И плачет Дева не о погибших в тех обрядах, а о том, что с каждым днем голоса ее детей все тише».

Странные строчки всплыли в мозгу.Я потрясла головой, возвращаясь в реальность. Каменная Дева? Дети? Я попыталась ухватиться за это ощущение смешения реальностей. Тогда, на берегу, я увидела, что Радима ранят. Вот только ранение Радима было… знакомым. Я не знала, как это объяснить. Я не могла с уверенностью сказать, что видела отрывок из своей книги, но я каким-то образом знала, что Радима ранят. Здесь же… от странных слов веяло холодом, и они были чужими. Инородными, страшными. Я чувствовала, что не смогла бы написать так. Я поежилась, почувствовав озноб.

– Застыла? – спросил Миролюб, и я рассеянно кивнула.

Он провел мозолистыми пальцами по моей щеке. Я собиралась было спросить, что он делает, но поняла, что он вытирает мои слезы. Замечательно! Я умудрилась расплакаться.

– Ш-ш-ш. Позади все. Ты отца не бойся. И никого больше не бойся.

С этими словами Миролюб снова меня поцеловал. И это был совершенно собственнический поцелуй. Наверное, я должна была возмутиться, оттолкнуть, но я снова подумала об изувеченном ребенке и ответила на поцелуй. Кто знает, может быть, все же я виновата в том, что с ним случилось? Может быть, это мои строки? Исправить я уже ничего не смогу, но смогу хоть так искупить. Осуждать себя я буду потом. В конце концов, никто не заставит меня переходить к более серьезным вещам. Да Миролюб и не собирался. Просто целовал меня так, будто узнавал, изучал, забирал себе без остатка. Будто… вправду любил взбалмошную Всемилу.

За моей спиной раздались шорох и негромкий стук, словно кто-то спрыгнул откуда-то сверху.

Я вздрогнула и отстранилась, но обернуться не успела: Миролюб прижал мою голову к своему плечу, и мне ничего не оставалось, как уткнуться в вышивку на его рубахе.