Книга Почти 15 лет, страница 48 – Микита Франко

— Смой с себя, пожалуйста, эту гадость.

— Гадость? — переспросил Слава, надеясь, что ослышался.

— Да, — Лев подошёл к зеркалу, потёр пальцами щеку. — На мне теперь что-то блестящее…

Славе сдавило легкие от обиды — так сильно, что стало трудно дышать. Он вспомнил, как десятки незнакомцев в Qmunity говорили, какой он красивый, какой потрясающий, как идут ему чёрная подводка и лиловые тени… Какие-то посторонние люди, многих из которых он больше никогда не встречал, нашли для него больше подходящих слов, чем муж, с которым он прожил вместе четырнадцать лет.

— Знаешь, многие говорят, что я красивый, — сообщил Слава. Не для того, чтобы вызвать ревность, а для того, чтобы спросить: «А почему ты не среди них?».

Но Лев, конечно, свернул не в ту сторону.

— Кто тебе это говорит? — холодно спросил он.

Слава внутренне сжался — как это часто бывало, когда он слышал подобную сталь в голосе Льва — и он впервые задумался над странностью своих реакций: почему его кидает в такую дрожь перед ним? Разве это нормально?

Он машинально принялся оправдываться:

— Да просто… всякие люди. В центре. Большинство из них были женщинами. Я же не об этом…

— А о чём? — металл в голосе не пропадал.

— О том, что ты этого не говоришь, — негромко ответил Слава.

Лев, немного смягчившись, возразил:

— Я всегда говорю, что ты красивый. Просто… без этого всего.

— Но «это всё» мне нравится.

— Ты хочешь, чтобы я тебе врал и говорил не то, что думаю?

Слава, забывшись, устало провел ладонью по щеке, размазывая блёстки. Конечно, он этого не хотел — не хотел, чтобы Лев ему врал и изображал восторг, которого на самом деле не испытывает. Но в то же время Слава не понимал, как можно не испытывать восторг от человека, если ты его любишь. Он не представлял, что Лев должен сделать с собой — что на себя надеть, как накрасить лицо — чтобы Слава, увидев его, сказал: «Это чё?», а не: «Это очень красиво». Он сотни раз пытался вообразить себе, какой степени нелепости должна быть метаморфоза Льва со своим внешним видом, чтобы Слава скривился и попросил отмотать всё обратно. Он перебирал миллионы вариантов: платья, косметику, женское нижнее белье, латексные костюмы, борода, борода в сочетании с платьем, косметикой и женским нижним бельем, смена пола, в конце концов — ничегоиз этого не казалось Славе категорически непринимаемым, когда речь шла о Льве. Тем обиднее ему было за свой макияж, который можно смыть в любой момент, за свои волосы на ногах, которые всё равно потом отрастут — за всё, что казалось таким мелочным, таким несущественным на фоне настоящей любви, которая — как там говорится? — долготерпит, милосердствует и не мыслит зла.

Которая никогда не перестаёт.

Слава прошёл в спальню, отодвинул дверцу шкафа-купе, открывая отсек с вывешенными в ряд десятками однотонных, абсолютно одинаковых, белых рубашек, и, показав на них, спросил у Льва:

— Хочешь знать, что я думаю по этому поводу?

— Что? — бесцветно поинтересовался Лев, скрестив руки на груди.

— Что это — психопатично.

— Вау.

— Да, — Слава уже разошелся. — Это, — он показал на свои кисти и палетку теней, — нормально. А это, — он снова показал на рубашки, — психопатично. Ты всё время их сортируешь, гладишь, развешиваешь, отличаешь одну от другой, хотя они абсолютно одинаковые, это же жутко!