Книга Почти 15 лет, страница 264 – Микита Франко

— Ты… ты как?

Вопрос прозвучал глупо, он сам это понял сразу же. Видел же — как.

Мики смахнул слёзы рукавом, не глядя на отца, и тихо произнёс:

— Говорили про Артура.

Слава замер. Он не ожидал, что сын назовёт причину слёз. Догадывался, конечно, какая тема могла так повлиять, но был уверен, что Мики не решится это с ним обсуждать. Похоже, ошибался.

— Молодец, что осмелился на такой разговор, — искренне сказал Слава, хотя голос его дрогнул.

— Будтоу меня был выбор, — буркнул Мики, но в его голосе не было злости, только усталость.

Слава грустно улыбнулся. Он знал, что выбор есть. О насилии можно молчать десятилетиями, и он сам был тому примером. Можно прятать боль глубоко внутри, притворяться, что её нет, что всё в порядке. Но Мики выбрал другое. Он решил говорить. И это было важно.

— Разрешишь себя обнять? — мягко спросил он.

Мики кивнул, и Слава обхватил его, подставляя плечо под лохматую голову. Он заметил, как Мики пришлось чуть согнуться, чтобы коснуться лбом его плеча, и его обдало тревогой: какой он высокий. Зимой они были одного роста, а спустя несколько месяцев Мики его обогнал — наверное, даже не заметно для стороннего взгляда, но Слава чувствовал, как становится неудобно от Микиных размеров. Больше не уместишь в объятиях, не возьмёшь на руки, не утешишь на коленках. И даже не потому, что большой и высокий, а потому что: «Я уже взрослый».

Хотя, может, ещё не настолько. В такси Слава держал Мики за руку, поглаживая ладонью, и тот не возражал.

— Как себя чувствуешь? Ну, я имею в виду… — он замялся, не зная, как сказать: «В связи с биполярным расстройством». Не будет ли это грубо? Не ранит ли?

Мики его понял, дёрнул плечом:

— Нормально.

Слава не стал спрашивать, пьёт ли сын таблетки, чтобы не показывать своего сомнения в этом. Он знал, что Мики может воспринять это как недоверие, а сейчас ему нужна была поддержка, а не контроль.

— Со временем всё станет не таким острым, — пообещал он, хотя сам не был уверен, насколько это правда. Но он хотел верить, что боль, которая сейчас разрывает Мики изнутри, когда-нибудь станет тише.

— Что? — переспросил Мики, слегка отстранившись и глядя на отца с недоумением. — Мои беды с башкой?

— Всё, — повторил Слава, сжимая его руку чуть сильнее. — Всё станет легче.

Он не знал, прав ли он, но хотел, чтобы эти слова стали для сына чем-то вроде якоря — чем-то, за что можно держаться, когда кажется, что вокруг только шторм.

Мики вздохнул, вдруг меняя тему:

— О каком доме папа говорил в ресторане?

— М-м-м? — Слава сделал вид, что не понял.

На самом деле, он просто не придумал, как поговорить об этом с детьми. Ни со старшим, ни с младшим. Мысль о том, чтобы поднять эту тему, вызывала у него тревогу. Он боялся, что Мики восприметэто как предательство, как попытку сбежать от проблем, а не как поиск лучшего будущего для всей семьи.

— Звучало так, будто ваше путешествие ещё не окончено, — пояснил Мики, глядя на отца с лёгким подозрением.

На их второй свадьбе — где не было кавказских танцев, потому что Слава забросил репетиции во время восстановительного периода Льва, — они проговорились об эмиграции. Лев сказал, что звучал иносказательно и неоднозначно, Слава же считал, что Мики зацепится за эту фразу — «наш дом, даже если он будет не в России» — и распереживается. Но говорил об этом без претензий: речь, которую озвучил Лев, того стоила.