Книга Почти 15 лет, страница 183 – Микита Франко

«Можно простить уход, но как простить возвращение?»

Этот вопрос въелся ему в память еще десять лет назад, при первом прочтении, а затем всё чаще и чаще охватывал беспокойством. Действительно, некоторые возвращения простить невозможно.

Он положил книгу в рюкзак поверх стопки одежды, собранной для Мики, а в соседний отдел сунул листы бумаги, карандаш и ручку. Уже застегивая рюкзак, последний раз окинул взглядом книжную полку, и взял с неё «Цветы для Элджернона». Так хотелось, чтобы Мики, читая хорошие книги, рос хорошим человеком…

Их встреча прошла сухо и безрадостно. Слава передал рюкзак, а Мики сообщил:

— В моих анализах не обнаружили наркоту.

— Я знаю.

Врач, перехватив Славу в коридоре, уже озвучил эту информацию, но на фоне всего происходящего она не вызвала особых эмоций.

Мики, насупившись, сказал:

— Я же говорил, что не наркоман.

Слава иронично усмехнулся:

— А знаешь, где обнаружили наркоту? В твоём рюкзаке в аэропорту.

Демонстративно подняв глаза к потолку, Мики перекинул рюкзак через плечо, буркнул: «Пока» и удалился из комнаты для гостей. Как обычно, задним числом, Слава пожалел о своей холодности: нужно было его похвалить. Он, кажется, этого хотел.

Славе не нравилось, что с ним происходило в последние два дня: раздраженный и взвинченный, будто заложник собственных эмоций, он злился на Льва, а срывался на детях.

Когда вернулся домой, отыгрался еще и на младшем. Ваня скакал кругами, пока Слава готовил ужин, и ноюще-требовательным тоном просил поиграть с ним в Майнкрафт. Слава, в лучших традициях, вывалил на Ваню все ужасные родительские фразы, пришедшие на ум: и «Хотеть не вредно», и «Я тебе русским языком говорю…», и «У меня от тебя уже голова болит».

Это было несправедливо, конечно: голова у него болела не от Вани. А ребёнок, надувшись, пошел играть один, и больше со Славой тем вечером не заговаривал.

Но, наверное, так не бывает, чтобы человеку слишком долго не везло, и ночью произошел самый удивительный момент в его отцовском опыте: его починили обратно. И всё снова обрело понятный смысл.

Обессиленный от навалившегося дня, Слава,смахнув покрывало с постели, хотел было сложить его в четверть, но, помедлив, прижался к мягкой ткани щекой, сел на пол возле батареи и расплакался. Горячий чугун жёг спину через футболку, но он не обращал на это никакого внимания: у него же разваливалась жизнь. Он снова там, где не хотел быть, и, если перед вылетом он знал ответ на вопрос: «Зачем?», то теперь определенно его забыл. Теперь в голову лезли десятки гораздо лучших и удачных решений помощи Мики, и ни одно из них не требовало возвращения в Россию. Ну, например, принудить его ходить к психотерапевту — если уж начал принуждать, то не все ли равно, к чему? Может, это и не полноценная реабилитация, но и Мики не такой уж запущенный пациент, разве нет?

Конечно, вся эта ситуация не требовала возвращения. Он вернулся, потому что дурак, потому что поверил, что что-то ещё может быть как раньше — и к чему это привело? К чайнику, пролетевшему в полуметре от его головы?

«Ну ты и кретин, — ругался он сам на себя. — Какие ещё нужны доказательства?»

Он старался быть тихим, не всхлипывать, не скулить — в общем, не издавать звуков. И когда дверь спальни неожиданно открылась, он резко поднялся с пола и первое, что захотел сделать, наорать на Ваню: «Ты что, забыл, как стучаться?!»