Книга Почти 15 лет, страница 169 – Микита Франко

В те времена он произносил слово «люблю» примерно двадцать раз в мыслях и три раза вслух в течение одного дня, но лишь через время почувствовал себя находящемся на совсем ином, более глубинном уровне любви. Это случилось, когда всё остальное — прошло. Со временем он успокоился, привык к регулярному сексу, с фотографической точностью запомнил каждый миллиметр его тела — и от того, что пропала загадка, потерял интерес к тому, чтобы его рисовать. Но о том, что полюбил, Слава понял, когда поймал себя на мысли, что ничего не рассказал о нём Юле.

Не рассказал, что однажды Лев изнасиловал человека.

Не рассказал, что отец жестоко обращался с ним и избивал на его глазах сестру и мать.

Не рассказал, что он всегда носит белые рубашки и выглаживает на брюках такие стрелки, что порезаться можно.

Он молчал, но не потому, что сестра начала бы его отговаривать от отношений с таким человеком — конечно, она бы обязательно начала, а он бы обязательно отстаивал его до последнего, и, может, был бы не прав, но отстоял. И дело не в том, что он избегал неприятных разговоров.

Просто в какой-то момент Лев перестал быть парнем, о котором можно поболтать с сестрой, пересказывая его странности и спрашивая в конце: «Думаешь, у нас что-то получится?». Так они говорили о нём в начале: хихикали, подшучивали над излишней чопорностью, пихали друг друга в плечи, а потом как отрезало — перестали говорить о нём вовсе.

Лев доверял ему, а Слава хранил чужие тайны, как могила — тогда он и понял: это любовь. Его мужчина как раненный зверь, уязвимый и недоступный снаружи, но мягкий и ранимый внутри — и он, Слава, обязательно сможет егопочинить: укатает Льва заботой и нежностью, чтобы душевные раны скорее затянулись. Ведь его, похоже, никто никогда не любил — оттуда и все проблемы.

И Слава чинил его, пока не сломался сам.

Но что на самом деле он имел в виду всё это время — почти 15 лет — когда говорил Льву: «Я тебя люблю»?

С первым годом всё понятно — страсть, обожание, вожделение.

Потом — сострадание, желание помочь, изменить его к лучшему.

Потом — смерть Юли, провал в памяти, как тёмная воронка, из которой он выбрался, будто заново собранный по кусочкам, и чувствовал уже другое. Благодарность. Уязвимость. Потребность в защищенности. Возможность положиться на другого человека. Казалось, Лев был хорошим партнером и отцом — по крайней мере, у него на всё был готовый ответ, и он знал, что делать, когда Слава — понятия не имел, и он зацепился за него, как утопающий за спасительный круг. Он говорил: «Я люблю тебя», имея в виду: «Не уходи. Не уходи. Не уходи. Мне страшно».

Теперь он спрашивал себя: говорил ли он когда-нибудь «Я люблю тебя», имея в виду просто — я люблю тебя.

«Кажется, сейчас».

Кажется, сейчас не осталось никаких «но».

Он любит его — мужчину с лучшим чувством юмора в мире, голубоглазого принца из сказок, стеснительного и неловкого джентльмена, самого интересного собеседника для кухонных разговоров до шести утра, отца их детей, врача, Супермена.

Он любит его — алкоголика, насильника, распускающего руки мерзавца, парня, который целился в голову своему отцу, мужчину, который швырнул его на кровать, сбежавшего от проблем мужа и отца, забывающего о звонках своим детям.

Всё это он. И он любит его. Надо это признать. Без хороших и плохих частей, без «ты как будто два разных человека», без попыток его изменить.