Книга Почти 15 лет, страница 139 – Микита Франко

Жаль, что она проснулась слишком поздно. За полсекунды до этого Слава, пытаясь выкарабкаться из-под невыносимого чувства вины, выпалил:

— Макс, это было не по приколу. Я люблю тебя.

На бледном лице проступали мелкие капли пота, дыхание было прерывистым, судорожным и частым. Пациент поступил в сознании, но недоступным для диалога: Лев пытался установить зрительный контакт, но парень проваливался в беспамятство и ускользал от его вопросов.

Не теряя времени, он обратился к новенькой медсестре:

— Сопровождающие есть?

— Вроде кто-то был.

— Спросите про хронические заболевания, приём препаратов и алкоголя, аллергии.

Яна выскочила в коридор, Лев остался один на один с Дарьей Викторовной — вторая медсестра-анастезист, с которой за десять лет они прошли весь свой профессиональный путь на пару.

— Ангиокат, — попросил он.

Нужно было восстанавливать кровопотерю.

За считанные секунды подготовив катетер, она потянулась к руке пациента, и они оба — и Лев, и Дарья Викторовна — замерли, заметив крашенные в кислотно-желтый ногти. Доли секунды и игла вошла в вену — заминка, которую можно было бы и не заметить, если бы они с медсестрой не переглянулись. Парень на операционном столе дернулся и простонал.

— Фентанил, триста.

— Фентанил, триста, — повторила медсестра, потянувшись к ампулам.

В операционную пожаловала хирургическая бригада — Борис Глебович, главный хирург областной больницы, величаво прошел к операционному столу в окружении ассистентов и медсестер, как в сопровождении свиты. Оглядев пулевое ранение в груди, он не без удовольствия отметил: — Интересный случай. А что произошло?

Никто не знал.

Яна прибежала обратно в операционную и отчеканила:

— Ничего не принимал, аллергий нет, но есть ВИЧ.

Команда врачей напряженно переглянулась. Лев заметил, как Дарья Викторовна бросила взгляд на крашенные ногти — он и сам на них ещё раз посмотрел.

— Ясно, — выговорил он и кивнул Дарье. — Маску с севораном.

Сам он, тем временем, начал готовить интубационную трубку для подключения к аппарату ИВЛ.

Установив ларингоскоп, он принялся вводить трубку в трахею, и Яна пикнула под руку: «Осторожней!». Лев расценил это как просьбу быть осторожней с пациентом, но, когда Борис Глебович занялся своей частью работы и начал оперировать, она пикнула и ему: «Осторожней!». Лев понял: осторожней с биологическими жидкостями.

Операция длилась больше четырёх часов, и всё это время Лев провёл в предельномнапряжении: пуля задела сердце, хирург пробирался к ранам, в любой момент могла случиться остановка или открыться обильное кровотечение. Но дело было не в этом — не в критичности ситуации (критичностью его уже давно не напугать) — а в крашенных ногтях, в фоновом вопросе: «А что случилось?», и в ответе, которого Лев не знал наверняка, но о котором догадывался. Он увидел в этом парне Славу.

Как же нелепо: месяцами искать его в Тахире, в чужих карих глазах, в чужом смуглом теле, а найти на операционном столе, в бледном двадцатилетнем юноше со спутанными от крови волосами. Он был совсем не такой, как Слава — зеленоглазый, светловолосый — но его хриплое дыхание, сочащаяся кровью рана на груди и кислотно-желтый лак в следах крови как будто кричали: «Вот он! Ты искал его повсюду, так теперь смотри!»

Пока шла операция, у него было четыре часа безызвестности, во время которых он мог тешить себя самоуспокоениями: «Дело не в ногтях. Кто бы стал стрелять из-за ногтей? Полная хрень. Может, это бытовая ссора. Может, он должен кому-то денег. Может…»