Книга Окна во двор, страница 75 – Микита Франко

– Славе это было очень важно, а я думал, что люблю его больше, чем работу.

– А оказалось, что работу любишь больше?

– Вряд ли дело в этом.

– А в чем?

Лев молчал.

– В чем? – повторил я настойчивей.

– У взрослых все сложно, Мики.

– У меня тоже все сложно.

– Это не первая моя эмиграция в жизни.

Это было неожиданно, я удивился.

– Да? А куда была первая?

– В Америку.

– В одиночку?

– С парнем. Ну, с бывшим.

Фу, бывший парень.

– И что пошло не так?

Лев усмехнулся.

– Всё.

Я подумал: «Прямо как сейчас».

Он сменил тему:

– Не изводи его сильно, окей? Ему сейчас нелегко.

– Да кого я когда изводил? – с напускной обидой спросил я. – Я же душка.

Женский роботизированный голос сообщил, что регистрация на рейс закрывается через пятнадцать минут. Мы со Львом посмотрели друг на друга – никто не решался уйти первым. Я вздохнул.

– Похоже, тебе пора.

Я поднялся, допил горький чай из стакана и выбросил его в мусорку. Посмотрел на Льва. До того момента я чувствовал себя абсолютно спокойным, может быть, слегка грустным или удрученным сложившейся ситуацией, но я совершенно точно не собирался делать то, что произошло в следующую секунду. Я разревелся. Самым постыдным образом – с надрывом и всхлипами, как ребенок.

И, похоже, напугал этим Льва.

– О боже, Мики… – Он осторожно коснулся моего плеча, как будто не решаясь обнять.

Тогда я сам бросился к нему, преодолевая невидимую стену между нами, прижался щекой к белой рубашке, сцепил вокруг него руки в замок и сжал что было силы. Лев крепко обнял меня за плечи, успокаивающе заговорил над ухом:

– Все будет хорошо, ты можешь приехать ко мне, когда захочешь, я всегда буду тебе рад.

Я поднял на него заплаканные глаза, он перехватил мой взгляд и сказал одну из тех типичных фразочек разводящихся родителей:

– Я расстаюсь со Славой, а не с тобой, ты же понимаешь?

Я не стал ему поддакивать или кивать, потому что злился.

– Звони хоть каждый день, если хочешь.

– И буду звонить, – с угрозой пробубнил я.

– Я буду ждать.

– Я тебе еще надоем.

– Неправда. Ты мне никогда не надоешь.

Лев слегка отодвинул меня от себя, вынуждая расцепитьруки и отпустить его. Взяв за плечи, он заглянул мне в глаза и негромко спросил:

– Помнишь, как я сказал, что люблю тебя больше всех на свете?

Конечно, ведь такое было всего один раз. В голове у меня повторился тот ужасный день: собака, нож в руке, поиски таблеток, окей, гугл, как отравиться цитрамоном…

– Помню, – выдохнул я.

– Ничего не изменилось. Я люблю тебя больше всех на свете.

Он поцеловал мою мокрую от размазанных слез щеку – и это было вместо «Прощай». Ничего больше не сказав, он взял сумку и отправился к стойке регистрации – быстро и ни разу не оглянувшись на меня.

Я подумал: хорошо, что он не оглянулся. Если бы мы еще раз встретились взглядами, я бы точно сделал какую-нибудь глупость – побежал следом или закричал: «Останься!» А так – я выдержал это прощание.

Когда Лев скрылся в зоне досмотра, я неспешно побрел к туалету – умыться. Из зеркала на меня посмотрело мое раскрасневшееся отражение с опухшими глазами, но самое пронзительное было не в этой детской заплаканности. На моей щеке отпечатались пуговицы с рубашки Льва – так сильно я к нему жался. Я провел рукой по небольшим вмятинам на коже, через несколько минут они исчезнут, и тогда – конец. У меня ничего не останется от физического присутствия Льва.