Книга Окна во двор, страница 66 – Микита Франко

«Пей», – холодно произнес Лев.

Я знал, что последует дальше, чувствовал это затылком – по нему бегали холодные мурашки. Но все равно сказал: «Не буду».

Лев выдавил из блистера кругляшок таблетки, разломал его пополам и схватил меня за подбородок. Я попытался вырваться, но он ударил меня по лицу – так сильно, что на мгновение у меня потемнело в глазах и я перестал соображать. Через секунду я ощутил во рту горький вкус, увидел под носом стакан воды.

«Запей».

Я пил, не сводя со Льва ненавидящего взгляда. Совершенно точно его интерпретировав, он сказал мне: «Если ты не хочешь лечиться, я вылечу тебя насильно, даже если ты будешь меня за это ненавидеть. Потому что я-то тебя люблю».

Больше я никогда не выражал несогласия с лечением и не отказывался от таблеток. Я погружал их в рот,прятал под языком, шел в ванную и выплевывал в слив раковины.

Вспомнив теперь об этом, я вздрогнул, как от лихорадки, и проговорил:

– Нет, я не могу пить лекарства.

– Почему? – с искренним непониманием спросила Лорди.

Я уклончиво ответил:

– Побочек много.

Лорди долго и пристально смотрела на меня. Вся та агрессивная спесь, раздражение и готовность ругаться куда-то пропали – теперь я видел в ее глазах только унизительную жалость. Так жалеют бездомных, беспризорников, пьяниц и… наркоманов, наверное, тоже именно так жалеют. Этакое брезгливое сочувствие.

– Ладно, я куплю тебе, – вдруг сказала она. – Но только потому, что знаю: если этого не сделаю я, ты пойдешь на Истсайд, купишь там какую-нибудь дрянь за два доллара, отравишься и умрешь, а твоя смерть будет на моей совести.

Подобного плана мне в голову не приходило, но я охотно согласился:

– Именно так и сделаю.

Пока мы неторопливым шагом шли до кофешопа, Лорди обеспокоенно повторяла:

– Я куплю тебе сейчас, но больше с такими просьбами не приходи, понятно? Ищи кого-то еще. А лучше ищи себе психотерапевта. Лучше переспи с кем-нибудь за сеанс психотерапии, а не за косяк.

– Это не способствует терапии, – заметил я.

– В твоем состоянии выбирать не приходится.

Я грустно усмехнулся, задумавшись: когда я успел докатиться до состояния, в котором не приходится выбирать?

В следующий раз я пришел к Ване предварительно накурившись. Это был уже четвертый день комы, но на тот момент казалось, что все не так уж плохо. Медсестра протянула мне халат, я попал в рукав только с пятого раза, при этом странно посмеивался над собой – совсем неуместно для того, кто стоит на пороге реанимации. Поймав на себе взгляд девушки, я оправдался:

– Извините, это от нервов.

Она кивнула.

– Все в порядке.

Затем вновь продекламировала инструкцию: можно брать за руку, обнимать, разговаривать, нельзя нагнетать и плакать.

– Сегодня без слез, – заверил я. – Специально подготовился, чтобы… без слез.

Ваня лежал на спине, наклонив голову к левому плечу. Иногда, еще в хорошие времена, я будил его по утрам в школу – он часто спал в такой же позе. От этой схожести у меня возникло ощущение, что и теперь, если я коснусь его плеча, он откроет глаза.

Я так и сделал: протянул руку, дотронулся до Вани, сжал его пальцы. Понимание бесполезности моих действий пробилось даже через укуренное сознание – заставило вздрогнуть, поежиться, в горле возник неприятный комок. Я убрал руку, вытащил распечатки из кармана халата – на этот раз я предусмотрительно закрепил на них ручку. Излишне бодро сказал: