Онлайн книга «Окна во двор»
|
Лев начал злиться. – А я, в отличие от тебя, понимаю, что если человек не пришел в себя в первые сутки, то… Слава раздраженно перебил его: – И что теперь? Предлагаешь его отключить через недельку, если не очнется? Дешевле выйдет? Я положил недоеденный тост на тарелку и встал из-за стола. – Ты наелся? – спросил Слава. – Сыт по горло, – буркнул я, удаляясь в свою комнату. «Если человек не пришел в себя в первые сутки, то…» – эта фраза засела у меня в голове. То – что? Никогда не придет? Не придет в течение месяца? Умрет? Зайдя в комнату, я тут же нажал кнопку включения на системном блоке – комп загудел, как старый двигатель. Дождавшись загрузки, я открыл браузер и завис над поисковой строкой гугла. Что спросить? Я быстро напечатал: «Самая длительная кома». Американка Эдуарда О’Бара впала в кому в шестнадцать лет, провела в ней сорок два года и… Умерла. Выход из комы для нее пролегал через смерть. Но меня это не устраивало, мне нужен был другой исход. Я снова застучал клавишами: «Самая длительная кома с хорошим исходом». Терри Уолес из Америки провел в коме почти девятнадцать лет и очнулся. «Прекрасно!» – мысленно обрадовался я и начал читать дальше: «В настоящий момент Терри Уолес страдает кратковременной амнезией и помнит только то, что происходило в последние четыре минуты». Отстой. Я начал щелкать по смежным ссылкам – «Кома», «Нарушение сознания», «Вегетативное состояние». Упорядочив прочитанное в голове, я понял, что Лев не совсем прав: не обязательно приходить в себя в первые сутки, можно и на вторые, и на третьи, но лучше как можно быстрее. Если счет пойдет на месяцы или даже годы – шансы начнут резко стремиться к нулю. Хорошая новость заключалась в том, что мы находились всего лишь во втором дне. Плохая – неизвестно, сколько таких дней, наполненных мучительным ожиданием и чувством вины, еще впереди. Я отодвинулсяот компьютерного стола вместе с креслом, посмотрел на часы: десять утра. Начало дня, а я понятия не имел, чем его заполнить, лишь бы не думать о случившемся. Открыл тумбочку, достал скрученный косяк, зажигалку и спрятал их в нагрудный карман рубашки. Вышел из комнаты и столкнулся в коридоре со Славой – в руках у него были какие-то бумажки, похожие на те, что кладут в почтовые ящики. – Что это? – спросил я. – Извещение. Завели уголовное дело. – На кого? – На подрядчика, который устанавливал ворота. Лев выглянул из спальни, заинтересовавшись нашим разговором. – Покажи. – Он забрал документ из Славиных рук и быстро пробежался по тексту глазами. Потом вернул, пожав плечами. – Даже не знаю. Он же на них прыгнул. – Тридцать килограмм веса смогли вырвать ворота из земли? – иронично спросил Слава. – Скорее всего, их плохо укрепили. Плохо укрепили… Повторяя про себя эти слова, я вернулся в комнату, к компьютеру. Снова загуглил: «Футбольные ворота упали на ребенка». Последовал поток новостей из разных уголков России – каждый год, если не каждый месяц, футбольные ворота убивали или травмировали детей. Тогда я перевел запрос на английский язык и сделал поиск по канадским новостям. Последняя подобная информация была за июль 2014 года, а до этого – за 2012 год. Не нужно быть математиком, чтобы посчитать: шанс пострадать или умереть от футбольных ворот в России в десятки раз выше, чем в Канаде. И Ваня, столько лет прожив живым и невредимым в провинциальном детдоме, вот так нелепо впадает в кому в самой безопасной стране мира при ужасно редких обстоятельствах. Странно. Ужасно странно. |