Книга Окна во двор, страница 198 – Микита Франко

Наконец я заметил его дверь. Никогда не видел раньше, но почувствовал, что не ошибаюсь. Сделал глубокий вдох, медленно выдохнул. Поднял руку, нажал на дверной звонок.

Прошло полминуты, прежде чем я услышал, как защелкали замки с обратной стороны двери. Сразу же опустил руку на рукоять пистолета, сжал ее.

Повторил про себя: «Он откроет, я выдерну, выстрелю».

Он откроет.

Я выдерну.

Выстрелю.

Секунды опять растянулись в вечность. Сердце выскакивало из груди. Ладони вспотели, и я переживал: хоть бы пистолет не выскользнул из рук.

Он откроет.

Я выдерну.

Выстрелю.

Пуля пробила его голову. Словно в замедленнойсъемке я увидел, как взорвалась верхняя часть черепа. Кровь вперемешку с мозгами разлетелась в разные стороны, заляпала мое лицо и одежду, заляпала стены и зеркало, заляпала детский портрет в фоторамке (кстати, почему на нем изображен я?).

С глухим стуком тело упало на пол, и я блаженно улыбнулся: он умер. Ничто не дарило мне большего счастья, чем осознание, что он умер. Улыбнувшись этой мысли, я наконец-то опустил руку с пистолетом.

Перешагнув через его тело, я прошел на кухню. Взял стакан и налил себе воды, пачкая окровавленными руками все вокруг: посуду, поверхности и ручки от шкафчиков.

Пил воду, рассматривал в окно полицейские машины. Мне было так хорошо.

Вот что мне начало сниться с тех пор, как я допустил мысль об убийстве.

Слава нашел мне психотерапевта, но теперь его появление скорее мешало, чем способствовало исцелению. Если я расскажу ему, что планирую убить Артура, вряд ли он поддержит, верно?

Впервые оказавшись в его кабинете, я сразу подумал, что кто-то из нас двоих ошибся дверью, и даже шагнул обратно в коридор, чтобы перепроверить надпись на табличке: «Игорь Викторович. Психотерапевт». Зайдя обратно, я с сомнением покосился на парня в мягком кресле: тоннели в ушах, пирсинг в носу, выбритые виски на высвеченных волосах, через правую руку тянется татуировка с замысловатыми узорами. Одежда еще такая, словно он снял ее с тиктокера: светло-розовая толстовка, укороченные джинсы, белые кеды. Я сразу почувствовал себя старым в своих школьных брюках и рубашке (пришлось идти к нему сразу после уроков).

Даже когда я догадался, что он не просто так сидит в том кресле, я все равно удивился его словам:

– Привет. Меня зовут Игорь Викторович, я психотерапевт, специализируюсь на сексуализированном и домашнем насилии. – И он указал мне в кресло напротив себя, приглашая сесть.

Кресла были желтыми, кричащими, как и весь остальной кабинет в попугайных тонах: бирюзовые стены, красные шторы – что за фигня вообще?

– В смысле, вы профессионально насилуете? – уточнил я, присаживаясь.

Он слегка улыбнулся.

– Хорошая шутка. Нет, я помогаю жертвам сексуализированного и домашнего насилия.

Мы говорили с психологом уже третью неделю, и я старался быть откровенным: честно рассказывал про свадьбу, Артура, травку, Лорди, Мишу – про все. Он внимательно слушал, иногда вздыхал и что-тозаписывал в свою тетрадь. Сначала я думал, что он пишет что-то типа «Ну и придурок» или «Он безэмоциональный психопат», но однажды я подглядел в эти записи, когда тот вышел из кабинета, – ничего такого там не было. Просто какие-то скучные заметки.

После третьего сеанса Игорь Викторович попросил Славу зайти в кабинет, а меня – выйти. Я вышел, тут же прильнул ухом к двери и, как мне кажется, правильно сделал. Если со мной что-то не так, разве я не имею права об этом знать?