Книга Окна во двор, страница 111 – Микита Франко

– Надо было остаться. Тебе же нравится Джанди.

Тот пожал плечами.

– Нравится. Но Джанди не нужна помощь, а тебе нужна.

Мы пошли рядом. Шел дождь со снегом, я пьяно лавировал между лужами, но то и дело наступал в сторону и звонко шлепал ботинками по воде. Майло тянул меня за руки, отводя в сторону – до следующего раза, пока я снова не оказывался в луже.

– Извини, я почему-то промахиваюсь ногами мимо земли, – виновато говорил я.

Он взял мою ладонь в свою и сунул наши руки в карман куртки. Я пошел рядом как на привязи и больше не спотыкался.

Расчувствовавшисьот его заботы, я признался:

– Майло, ты самый нормальный из всех, кого я знаю. Если ты умрешь, я буду грустить дольше пяти минут.

– Десять? – хмыкнул он.

– Может быть, даже пятнадцать, – задумчиво ответил я.

– Я тоже расстроюсь, если ты умрешь, – сказал Майло. – И если ты не проветришься сейчас, случиться это может очень скоро.

– Почему?

– Если бы я в твоем возрасте пришел домой под наркотой, меня бы убили.

Я фыркнул.

– Пф-ф, меня не убьют. Там некому убивать. Слава – пацифист.

Он с сомнением покосился на меня.

– В любом случае лучше бы тебе проветриться.

– Я стараюсь, – заверил я. – Очень стараюсь.

Я сжал руку Майло в кармане куртки, а он сжал мою в ответ. Я вдруг заметил: если поднять голову и вглядеться в треугольный свет фонарей, можно было увидеть, как дождевые полосы мелко рябят на фоне ночного неба и исчезают в тени. Это навело меня на мысли о недолговечности всего и – самое главное – недолговечности этого момента, когда у меня, угашенного наркотой, впервые получилось почувствовать тепло другого человека.

На дорогу до дома ушло чуть больше часа (я падал, спотыкался, пытался попробовать дождь на вкус – все это несколько замедляло наше движение). У подъезда Майло развернул меня к себе, взял лицо в свои ладони и, как тогда, в ванной, заглянул мне в глаза.

– Зрачки еще широкие, но уже получше, – констатировал он. – Постарайся не смотреть ему в глаза.

«Ему» – это значит Славе. Майло инструктировал, как мне себя вести, чтобы выйти из ситуации с наименьшими потерями (а лучше – совсем без потерь).

– Скажешь, что заболела голова, вот и ушел пораньше, – напоминал он. – Ляг в постель и из комнаты до утра не выходи.

– А как же Новый год? – расстроился я.

Майло окинул меня уставшим взглядом.

– Мики, ты вообще в себе? – Он легонько побил меня по щекам. – Я думал, тебе легче.

Я помотал головой, стряхивая с себя остатки бреда.

– Да, все в порядке, – заверил я.

Майло подержал подъездную дверь, пока я заходил, и потом, когда уже поднимался по лестнице, смотрел мне вслед. Я показал ему жестом, что все окей, и свернул налево, к двери, а Майло зашипел:

– Мики, тебе в другую сторону!

Опомнившись, я развернулся и направился к противоположной квартире. Проходя мимо Майло, снова кивнул: мол, все под контролем. Сделав глубокий вдох, я мысленно повторил: «В глаза не смотреть, говорить мало и только по существу», вставил ключи в замочную скважину и провернул несколько раз.

В коридоре стоял полумрак, нарушаемый мерцанием красно-сине-зеленых огоньков – это гирлянда мигала из гостиной. Неожиданная тишина заставила меня занервничать: разве Слава и Ваня не должны готовиться к Новому году?

Стараясь звучать непринужденно, я спросил:

– Дома кто-нибудь есть?