Книга История Льва, страница 55 – Микита Франко

Лёва как обычно отшутился, попросив Якова не городить херни, но по дороге домой заметил, что чем больше об этом думает, тем сильнее готов согласиться с Власовским. Может, его предложение и правда сработает. А почему нет? Отец всегда казался ему простым примитивным мужланом – из тех, что измеряют свою успешность, как личности, «сексуальными победами». Он никогда не скрывал, что изменяет матери, и даже гордился этим: мол, поглядите, я нарасхват. Может быть, Лёве тоже изобразить, что он… ну… нарасхват?

Когда он вернулся домой, его встретила только мама – Пелагею он видел во дворе, та играла с девчонками в прятки, а вот отец…

- Папа дома? – осторожно уточнил Лёва.

Такие вопросы в их семье задавались почти шепотом, словно папа – буйный. Может быть, был в этом резон.

- Утром ему позвонил Павел Борисович, позвал на охоту.

Павел Борисович был коллегой отца, если так вообще можно говорить о военных. Они с отцом вместе работали в кадетском училище в качестве начальников курсов, а в свободное время выбирались на охоту – почти каждые выходные. Полтора года назад, зимой, впервые взяли с собой Лёву (он не очень хотел, но отец начал своё излюбленное: «Любой нормальный мужик должен…»), выехали в сосновый лес, разбили палатки, костёр развели. Из хорошего Лёва запомнил только стрельбу по банкам – они с Павлом Борисовичем соревновались, кто больше собьёт. Лёва тогда думал, что лучше бы Павел Борисович был его отцом, вместо этого, который достался на самом деле. Он даже думал, может ли быть такое, что на самом деле он и есть его отец, что мама сбежала с ним в ночи, как в какой-нибудь романтической истории, но его злобный псевдопапаша догнал их и принудил мать жить с ним. Но вряд ли: ничего не сходилось. И выглядели они с отцом, как разновозрастныеблизнецы.

В общем, с тех пор Лёва на охоту никогда не ездил, потому что отец поставил на нём клеймо нюни и размазни. Он не смог застрелить зайца, а отец – смог. Не добившись от Лёвы никаких действий, папа выстрелил сам, превращая пушистого грызуна в кровавое месиво на снегу. Лёва потом плакал в палатке не меньше часа, и единственная причина, почему отец не избил его за эти слёзы – Павел Борисович. Ему, наверное, было неудобно перед другом.

При упоминании об охоте, эта сцена промелькнула перед глазами, как кадры из фильма, и Лёва вздохнул, уходя в свою комнату:

- Ясно.

Отец вернулся к шести вечера – грохнул входной дверью так, что у Лёвы в комнате с потолка упал кусок штукатурки. Парень безошибочно угадал: папа «неудачно» поохотился. Неудачно – значит никого не убил.

Лёва внутренне съёжился, когда отец с размаху открыл дверь его комнаты, но виду не подал. Он читал, устроившись в кровати, и при появлении отца флегматично поднял глаза над книгой.

Тяжело дыша, тот спросил:

- А где эта?

«Эта», то есть, Пелагея.

- Гуляет.

- Заведи домой, нечего шляться по ночам.

Лёва покосился за окно, где вечернее солнце и не думало клониться к закату – не так давно прошёл период белых ночей, и настоящая темнота наступала после одиннадцати.

Он кивнул, а сам решил, что не пойдёт за сестрой. Нечего ей здесь делать, когда папаша в таком настроении.

В родительской спальне отец вызверился на мать.

- Ты здесь вообще когда последний раз убиралась? – орал он за стенкой.