Книга Невидимые голоса, страница 34 – Саша Карин, Марина Козинаки, Евгения Некрасова, и др.

Как-то я провел добрый час, изучая ровные листья крапивы… Такие геометрически правильные, возмутительно угловатые… Какой еще Брамс? Вот настоящее торжество безукоризненной формы – истинный, природный экстаз, растворенный в трепещущей, дышащей зелени, в идеально подобранном фоне, в нежной симфониисырого оврага! Помню, я чуть не кончил на эти прекрасные заросли – но, впрочем, сдержался. И домой вернулся под вечер, бормоча: «Вот уж вечер. Роса блестит на крапиве… Я стою у дороги, прислонившись к иве…»^[3]

Без шуток, той осенью в Можайском лесу я влюбился в Есенина. Это увлечение стремительно набрало обороты и превратилось в пугающую манию. От безделья мой воспаленный мозг быстро завел пару нервных привычек. Например, я стал с разбега – одним махом – запрыгивать на высокое крыльцо и победоносно орать во все горло: «От луны свет большой! Прямо на нашу крышу! Где-то песнь соловья! Вдалеке я слышу!»

Так или иначе, слухи об одиноком безумце, поселившемся в чаще, разнеслись по ближайшим поселкам достаточно быстро. Однажды я столкнулся на дороге с какой-то бабулей из ближайшей деревни. Она была не в силах скрыть восхищения.

– Ой, это вы! – сказала она. – Хорошо, что вы в яркой одежде! Сейчас сезон кабанов.

В тот момент я действительно был в красно-синей ветровке.

– У вас там стреляют! – И тут же, без всякого перехода, она поспешила добавить: – Где ваша машина? Вы там так и живете один?

На последний вопрос я ответил гордым кивком.

– Господи! – воскликнула бабуля и перекрестилась. – И чем же вы занимаетесь?

– Пишу, – соврал я.

Мы разговорились, и она призналась, что у нее тут хозяйство: всего в полутора километрах от моего дома. Слово за слово – и я уже ухожу от нее с мешком яблок и ведром свежих яиц. Добрая душа, божий одуванчик. Помню, вернувшись, я сел на крыльцо и заплакал. Отличный был день. Полный трепещущей веры в людей.

Но после того разговора я все же стал надевать ветровку почаще – особенно в те предрассветные часы, когда мне приходилось сливать септик. К слову, лучшей метафоры для борьбы с зависимостью я не в силах придумать. Трясущимися руками – с повадками вора, под прикрытием темноты – откачивать из стремительно заполняющегося колодца собственное дерьмо… Вот бы никто не увидел! И прятаться по кустам, опасаясь получить дробью в спину.

Скучно мне не было, это точно. В лесу всегда есть чем заняться. День ото дня я смазывал проржавевшую велосипедную цепь подсолнечным маслом… собирал хворост и рубил дрова во дворе. Сушил грибы, разводил огонь в буржуйке и готовил рис в чугунном казане, доставшемся мне от хозяина. Я плясал над ним, как ведьма над бурлящимкотлом: когда запасы консервов подходили к концу, а дорогу до магазина окончательно размывало, в казан летело все, что попадалось под руку. Иногда получалось кое-что отдаленно съедобное.

А ранний вечер был временем прокрастинации и истерик. Чтобы не орать на чистый вордовский лист, я стал выбираться из дома – сомнамбулически слонялся по лесам и полям. Конечно, когда позволяла погода. Бывало, во время этих прогулок мне даже удавалось что-нибудь написать: к концу сентября я умудрился сдать пару статей для одной газетенки, где я еще числился внештатником.

Если забыть о моем плачевном физическом состоянии, жизнь как будто налаживалась. Я уже начал подумывать, что нервы потихоньку приходят в норму. А потом – как-то ночью – в дом ворвались два грозных на вид мужика и утащили мой холодильник.