Книга Сад эдельвейсов, страница 130 – Лили Мокашь

– Что бы это сейчас ни было, вряд ли оно способно навредить Константину больше, чем дальнейший разговор.

Я выдернула свою руку легко, Стас быстро сдался. Дышать стало тяжело, но мне было плевать. Сейчас я была зла, чертовски зла на очередную выходку Марии.

– Косте лучше поспать.

– Думаешь? Как и мне лучше было бы жить дальше, не зная, кто я на самом деле?

– Ася-я-я, – протянула она и с легкой обидой посмотрела на меня, но чего я не видела в ее взгляде, так это стыда за все, через что она заставила меня пройти.

– Что? Ты сбегаешь от всего и всегда. Стоит открыть дверь, и ты бежишь. Бежишь, сама не зная куда, решая все за других и оставляя нас – тех, кто остается разбираться с последствиями всего сделанного тобой дерьма, – в неведении, что, почему и как произошло. Готова поклясться, что папа ни о какой Тьме от тебя не слышал и тем болеене знал, какую еще цену ты заплатила, лишь бы я не унаследовала судьбу оборотня.

– Милая, но я ведь просто хотела, чтобы ты была счастлива.

– И как? – я сдавленно рассмеялась и, когда сделала новый вдох, ощутила, как трудно он дался.

Мое лицо было мокрым от слез. Соленая жидкость щипала уголки обветренных от поцелуев губ, смешивая горькую обиду с воспоминаниями о еще недавних минутах радости.

– Папе ты тоже таким образом желаешь счастья?

– Косте лучше не знать всего.

– А может он хоть раз решить за себя? Ты снова делаешь то же самое, снова. Не изменилась ни капли. – Я указала рукой по очереди на мать, а затем на отца: – Думаешь, это сработает? Ну то, что между вами. Вы хотя бы поговорили о том, кем друг другу приходитесь, или все так, на самотек, как обычно, пока ты вновь не сбежишь, скрывая очередную тайну, приговаривая, что так лучше для меня, отца, дворника во дворе, ретроградного Меркурия и всех вообще? Не надоело строить из себя спасателя, когда на деле ты и именно ты – разрушитель?

Мама поднялась на ноги, и я увидела в ее глазах слезы. За всю жизнь я видела, как плачет мама, только дважды: на похоронах бабушки и сейчас. Но даже это понимание не помогло мне почувствовать хотя бы долю сочувствия к ней.

– Разбуди отца, – скомандовала я.

– Ася, я…

– Разбуди отца! – не помня себя, я рванула к матери и ухватила ее за плечи, будто та могла сбежать.

– Ася! – Стас возник рядом со сцепкой. – Ася, посмотри на меня!

Ему пришлось повторить это несколько раз, прежде чем я начала видеть перед собой хоть что-то, кроме точной копии собственных глаз с отпечатком времени в уголках в виде паутинки тонких морщин.

– Ася, ты делаешь ей больно! – Именно эта фраза дошла до меня – и оглушила, как гром посреди ясного неба.

Стас крепко давил на мою руку, пытаясь расцепить хватку. Только тогда я наконец проследила за его взглядом и вместо привычной кисти увидела черную лапу. Длинные когти прорвали ткань пледа насквозь, и на поверхности уже проступила кровь. Она растекалась однотонным пятном, добавляя светлому пледу контрастный узор.

Мне стоило огромных усилий разжать пальцы. Осознание накрыло меня бетонной плитой: я хотела сделать ей больно. Хотела почувствовать сладкий привкус возмездия после всего, через что она заставила пройти меня, пройти папу. Обида обжигала нутро, подпитываяярость. Быть чудовищем просто. Достаточно только поддаться порыву. Сохранить в себе человека – это уже совсем другая история.