Книга Опасная игра леди Эвелин, страница 2 – Виктория Богачева

Меня называли «миледи», и я была дочерью герцога, но земли и наследственный замок были конфискованы в пользу Короны после того, как отца признали виновным в государственной измене и казнили.

А отцовский титул вымарали изо всех книг и предали забвению.

У меня не было ни земель, ни средств, ни наследства. Лишь одно жалкое слово —леди— больше похожее на насмешку. Но я куталась в него, как в броню столько, сколько себя помнила.

— Тебя зовут леди Эвелин, — говорил мне дедушка, отец матери. — Не позволяй никому об этом забывать.

Легко лишь на словах.

Мало уважения найдется к дочери изменника. В день казни отца на мне появилось невидимое клеймо, которое не смыть до самой смерти.

— Эвелин? — услышав мои шаги, дедушка покинул кабинет и вышел в коридор.

Мы жили в небольшом, одноэтажном доме на самой окраине столицы. И хотя моя мать никак не была замешена в отцовском преступлении и умерла за несколько лет до того, Корона позаботилась, чтобы тяжелый груз вины и ответственности черной тенью накрыл всю семью.

И потому за поступки своего зятя расплатился и отец его жены.

С дедушкой не хотели работать, с ним порвали отношения знакомые, от него отдалились друзья. Приходилось экономить буквально на всем. Ужиматься в мелочах.Так мы и оказались практически без прислуги в этом доме и в районе столицы, который граничил со злачными местами.

Что же.

Для моего расследования так даже лучше. Ведь именно там я планировала начать поиски Джеральдин.

Дедушка остановился в дверном проеме и, лишь взглянув на меня, догадался, как закончилась встреча с графом Беркли. Он предупреждал меня. А я послушала и все равно сделала по-своему.

— Его Сиятельство отказал мне, — сказала я, скрывая за насмешкой досаду.

— Мне жаль, — вздохнул он и протянул руку.

Он вышел в коридор без трости и был вынужден опереться на мой локоть, чтобы дойти до крохотной гостиной.

Здоровье давно его подводило, сказывался пожилой возраст. Ему было под шестьдесят, когда после казни отца он взял меня, семилетнюю сироту, на попечении. В прошлом месяце деду исполнилось семьдесят пять лет. За последние годы он не раз упоминал, что ему давно пора на покой, но я не представляла и не хотела представлять, как буду жить без него...

— И что ты теперь намерена делать, Эвелин? — цепким, отнюдь не стариковским взглядом окинул меня дедушка.

Я уклончиво пожала плечами. Рассказывать ему правду я не собиралась.

— Оставь это дело жандармам, — он не отпустил меня, когда мы остановились возле дивана. Продолжал удерживать за локоть и пристально смотрел в глаза. — Они обязаны принять заявление ее матери.

— Им наплевать, — процедила я. — Всем наплевать на безвестную, простую гувернантку.

— Эвелин, ты ничего не можешь поделать, — настаивал дедушка. — И потом. Да, вы были подругами в пансионе, но после выпуска прошло почти четыре года, вы даже не переписывались... Не принимай это дело так близко к сердцу.

Вздрогнув, я отвела взгляд.

Дедушка был прав во всем: Джеральдин была моей лучшей подругой на протяжении семи лет: все время, пока мы жили и учились в так называемом пансионе для благородных девиц. После выпуска общение действительно прервалось...

Только вот в этом была моя и только моя вина.

Потому что я предала Джеральдин.

Но я не предам ее второй раз. Больше нет.