Книга Опасная игра леди Эвелин, страница 8 – Виктория Богачева

«Не суйся в это, если хочешь жить».

Граф Ричард Беркли

— Милорд? — камердинер, постучав, заглянул в кабинет. — К вам прибыл мистер Эшкрофт.

Я оторвал взгляд от бумаг, которые изучал, и посмотрел в окно: и не заметил, как пролетело время после рассвета. Затем щелкнул часами на серебряной цепочке: три минуты десятого утра.

Эван был пунктуален, как и всегда.

— Проводи его, пожалуйста, в столовую. И прикажи подать завтрак.

Помедлив, камердинер кивнул и бесшумно прикрыл за собой дверь. Я знал причину его секундного колебания: он служил у меня больше года, но все еще по старой привычке каждый раз пытался помочь мне одеться.

Эти аристократические заморочки обошли меня стороной. В кадетском корпусе, куда ссылали таких, какя, мы, сопливые мальчишки, все делали сами. И от того, что быловбитос детства, мне уже не избавиться.

Потому я быстро оделся сам и спустился в столовую. Эван шагнул мне навстречу, и мы коротко обнялись.

— Дик, больше никаких полуночных записок, — отстранившись, он строго на меня взглянул. — Кэт подумала сперва, что это тайное послание от любовницы, а я — что ты на смертном одре и хочешь проститься.

Я усмехнулась. Грубоватый военный юмор за годы службы стал неотъемлемой частью Эвана. Этим утром он прибыл в гражданском: все еще находился в отпуске по ранению. Хромота была почти незаметной, но бегать мой старый друг сможет еще нескоро.

Он смотрел на меня, чего-то ожидая, и пришлось покаяться и кивнуть.

— За мной долг. Ты же знаешь, я не забуду.

— Сочтемся, — Эван широко улыбнулся.

Эта улыбка, как и юмор, еще одна его отличительная черта. Я помню нашу дружбу лет с шести. С первого года, как мы оказались в одной комнате и в одном классе кадетского корпуса. Эван улыбался всегда. Чем хуже нам было — тем шире и задорнее. Наказания, взыскания, порки, карцер, хлеб и вода — без разницы.

Мой друг был солнцем, а я — мрачной темной ночью. Противоположности притягиваются, не так ли?

Иначе как объяснить двадцать шесть лет крепкой дружбы? Мы и во внешности были совершенно различны: я — высокий и жилистый, в корпусе мальчишки дразнили рельсовой шпалой. Эван — среднего роста, мощный и крупный, как стена. Я был темноволос и всегда гладко выбрит, а Эван каким-то непостижимым образом выпросил на службе дозволения носить пусть короткую, нобороду.

Вошедшая прислуга выдернула меня из философских размышлений. Они внесли два подноса и принялись расставлять блюда на белоснежной, накрахмаленной скатерти. Эван насмешливо поиграл бровями, но молча сел за стол и расправил на коленях плотную тканевую салфетку.

— Ты смог что-то собрать? — спросил я, потому что заметил его кожаный портфель, разбухший от содержимого.

— Догадка не мужчины, а дознавателя, — он отсалютовал мне чашкой, но, впрочем, сразу же посерьезнел. — Кое-что собрал, но далеко не все. Придется подождать неделю, пока не выйду из отпуска. Сегодня едва успел разминуться с дежурным следователем.

— Спасибо, — я кивнул и бросил жадный взгляд на портфель.

— Зачем тебе это? — Эван нахмурился, что было ему несвойственно. — На это дело до сих пор наложен гриф «строго секретно».

Любопытно. Но отвечать я другу ничего не стал, потому что знал, что ему не понравится, а нотацию выслушивать я не хотел.

— Можешь проверить, поступали ли заявления о пропаже некой мисс Джеральдин в последние пару дней? От ее матери, вероятно.