Книга Смертная, страница 174 – Мария Сакрытина

– Но если вы пощадите Хилину, госпожа, я пойду с вами по собственной воле.

– Эта самозванка изображает нашу великую богиню, – зло бросает Рамина. – Ей не может быть пощады.

У Юнана дрожит голос, когда он говорит:

– Госпожа, молю, она всего лишь невинная, глупая девочка, которая чудом оказалась похожа на Шамирам. Она выполняла приказ царя. Кто бы посмел его ослушаться?

Верховная жрица улыбается.

– Значит, ты признаешь…

И тут кто‐то из солдат, который ближе всех к перилам, кричит:

– Смотрите!

Поворачивается даже Юнан, хотя он‐то точно ничего увидеть не может. Верховная жрица бледнеет, а внизу, на площади, вдруг устанавливается совершеннейшая тишина.

Хилина

Сперва меня не узнают. Неудивительно: сложно рассмотреть в растрепанной бледной девчонке богиню. Я все еще в тунике Зубери – серая от пыли ткань бахромится на вороте, подол треснул и разошелся до бедра.

Мне плевать.

Стражники у ворот – в полном воинском облачении, копья на изготовку – верно, принимают меня за служанку.

– Пошла прочь! – кричит один из них.

Я едва его слышу – толпа за оградой ревет, бурлит, проклинает Саргона с Юнаном. У меня безумно болит голова, живот сводит, к горлу то и дело подкатывает тошнота. Путь сюда от моей комнаты занял ужасно много времени – приходилось то и дело останавливатьсяпередохнуть. Сон нисколько не помог: мне по-прежнему плохо, даже как будто хуже стало. И сейчас я всего лишь хочу, чтобы это прекратилось.

– Откройте ворота.

Стражники оборачиваются на мой голос. Легко отследить момент узнавания: точно в замедленной съемке, их глаза расширяются, открываются рты, лица становятся по-детски удивленными и какими‐то… пустыми.

Дальше я не смотрю – они мужчины, для них это опасно.

– Дайте мне пройти.

Они падают ниц, касаются лбами каменных плит, но тут же встают. Двое бросаются к воротам, остальные встают за мной полукругом.

«Эти люди не причинят мне вреда, – повторяю я, хотя колени трясутся, и стоять прямо, а уж тем более казаться спокойной, невероятно тяжело. – Они меня боятся. Я их богиня».

Стоит створкам распахнуться, на площади устанавливается пронзительная тишина. Сотни взглядов устремлены на меня, в них легко читаются страх и злоба. «Они тоже видят девочку, – шепчет Шамирам. Или все же Лена? – Слабую, грязную девчонку, которая только притворяется богиней. Смотри, они не падают перед тобой ниц. Что ты сделаешь, если они закричат тебе в лицо: “Самозванка!”?»

Я не знаю. Страх уходит, оставляя горечь. «Посмотри, – бьется в голове, – ты собираешься рисковать жизнью ради этих людей».

Я смотрю. Богачи в роскошных одеждах и нищие в тряпье, мужчины и женщины, молодые и старики. Кто‐то держит на руках детей – они тоже смотрят на меня. Смотрят все.

Я пытаюсь улыбнуться – не получается. Слезятся глаза. Я моргаю, и картина предстает передо мной совершенно фантастическая: вместо людей таращатся звери – хищники и травоядные, человекоподобные и совершеннейшие чудовища. В их глазах отчетливо читаются голод и надежда.

Я заставляю себя сделать шаг вперед. Моя благодать похожа на медовый плащ – он тянется шлейфом, источая густой, сладкий аромат цветов иланг-иланга и нероли.

Интересно, если я сейчас прикажу закрыть ворота – стража меня послушается? Скорее всего. Покинуть город будет непросто, но еще сложнее – приползти к Дзумудзи и молить его помочь вернуться в Москву. А придется. «Я не хочу умирать! – кричит на ухо Лена. – Не хочу! Зачем? Ради кого?»