Книга Мастер и Жаворонок, страница 44 – Бринн Уивер

– Правда? Надо же… – Лахлан проводит рукой по выбритому лицу. В лучах октябрьского солнца сверкают кольца. – То есть будет еще хуже?

– Сделай милость, иди на хрен, – ласково мурлычу я, одарив Лахлана сардонической ухмылкой, после чего поднимаю тонированное стекло.

– Так… над поведением придется поработать, – говорит Слоан и, похлопав меня по ноге, велит оставаться на месте.

Она выходит и встаетвозле пассажирской двери, дожидаясь, пока остальные гости исчезнут за углом. Только после этого она помогает мне выбраться из машины. Дождавшись, когда я обрету равновесие на шпильках, Слоан серьезно и очень строго произносит:

– Еще можно все переиграть.

– Знаю, – говорю я и делаю шаг вперед.

Слоан тоскливо улыбается.

Жаль, что я заставляю ее нервничать, но поделать ничего нельзя: раскрыть свои мотивы я не имею права. Тошно от всего, что происходит, – особенно от предстоящей свадьбы. Хорошее в ней только одно: тем самым я уберегу Слоан от опасности и выясню, кто, черт возьми, убивает моих родных.

Я – и никто другой!

Гордо расправив плечи, говорю:

– Идем. Чем скорее закончим, тем быстрее попадем в бар и отметим наше с тобой родство.

– Впереди брачная ночь, – напоминает Слоан, ведя меня под руку к входу в ратушу. – Тебе полагается спать с мужем, а не пить мартини и жаловаться на судьбу.

– В пьяном виде я никогда не жалуюсь.

Слоан фыркает. Мы проходим сквозь двери и попадаем в просторный холл. Каблуки цокают по полу, их звук эхом отражается от стен и сводчатого потолка.

– Да, пьяная – ты сущая милашка. Или веселишься, или плачешь. Пятьдесят на пятьдесят. Но обязательно поешь и утираешь слезы.

– Ладно, поплакать я люблю. Но сегодня можно. У меня свадьба, в конце концов. Невесте полагается плакать.

Нас обеих передергивает.

– Знаешь, не стоит делать такое лицо всякий раз, когда говоришь «свадьба», «жених» или «муж».

– Хорошо, – соглашаюсь я. Мы заходим в лифт, чтобы подняться на верхний этаж, где располагается кабинет городского судьи. – Буду улыбаться и делать вид, словно мне не терпится затащить мужа в постель. Поняла.

– Ну, внешне он симпатичный. Эдакая смесь Киану Ривза из «Константина» и Тома Харди из «Безумного Макса». Безбашенный и немного грустный.

Я поворачиваюсь и недовольно смотрю на Слоан. Та прячет улыбку, но ее выдает ямочка на щеке: так всегда бывает, если подруга замыслила пакость.

– Это самое гадкое, что я от тебя слышала! Постыдилась бы, Слоан Сазерленд.

Та все-таки ухмыляется. Лифт звякает, и двери распахиваются.

– Ты злишься, потому что я права.

В конце коридора нас уже ждет Лахлан. Он стоит рядом с Роуэном, засунув руки в карманы. Тетушка сидит в одном из кресел возле стены. Как ни противно признавать, Слоан права – жених неуловимо похож и на КиануРивза, и на Тома Харди. Лахлан улыбается, но в глазах у него – бездна.

Когда он поворачивается в мою сторону, в этой бездне вспыхивают огни.

Не знаю, что у него на уме: ненавидит ли он меня или подозревает во всех грехах. Я ничегошеньки не могу прочитать в темных глазах под нахмуренными бровями. Знаю лишь одно – еще никто и никогда не смотрел на меня так, как он.

Я отвожу назад плечи и вздергиваю подбородок. Бабочки в животе (в которых я, к слову, не верила) взмахивают острыми крыльями. Такое чувство, будто меня потрошат заживо.