Книга Черная овечка, страница 58 – Бринн Уивер, Алекса Харлоу

— Бриа, нет, — шипит Самуэль с ноткой отчаяния. — Ты сломаешь ее.

Подъязычная кость.

Я сломаю хрупкую кость в его горле. А это явный признак убийства.

С усилием разжимаю пальцы. Старик тяжело вздыхает, и я зажимаю ему рот рукой, прежде чем он успевает закричать. Мои зубы стиснуты так крепко, что могут сломаться. Я смотрю ему в глаза, готовая зажать ему нос, когда его слабеющие удары обрушиваются на мои плечи. Моя щека пульсирует в ровном ритме.

— Ты, — рычит Самуэль прямо в лицо Ричарду. Глаза старика широко распахиваются, когда они встречаются со взглядом дяди. Его тело слабеет, САКС проникает в кровоток. Его руки дрожат и опускаются по бокам, мышцы вздрагивают. — Сначала ты крадешь мои вещи. Оскорбляешь меня. А теперь, — говорит он, зажимая Ричарду нос, из уголков глаз старика текут слезы, — посмел ударить мою Сомбрию? Надо было ввести меньше сукцинилхолина. Тогда я бы не торопился. Я бы заставил тебя страдать.

Старик изо всех сил пытается сделать вдох, который никак не выходит. Моя рука остается прижатой к его рту. Пальцы Самуэля крепко сжимают ноздри. А препарат гарантирует упадок любых сил.

Грудь Ричарда сотрясается в конвульсиях. Сокращаются мышцы. Его глаза отводятся от нас, страх внутри улетучивается, как газ. Судороги продолжаются, взгляд становится стеклянным, а сердцебиение замедляется. Смерть расплывается, как спектр. Это моя любимая часть — тайна возможности. Если я сейчас уберу руку, он сделает вдох и будет жить? Или его тело продолжит закрывать все двери к жизни? У меня под рукой так много вариантов. Выбор принадлежит мне.

И я выбираю смерть.

Мы с Самуэлем ждем, сосредоточенные на наших совместных усилиях удержать Ричарда неподвижно, пока судороги не прекратятся и не будет возврата к жизни.

Когда Ричард уходит, мы смотрим друг на друга поверх его тела. Моесердце отбивает замедляющийся ритм в груди, поднимается по шее и под черепом, оседая в скуле. Я убираю руку с отвисшей нижней челюсти старика, когда его последний насыщенный выдох разносится по комнате.

— Спасибо, — шепчу я.

Самуэль коротко кивает. Он смотрит вниз на тело, а затем на телефон у себя на коленях, проверяя камеры.

— Пойдем.

Я обхожу вокруг кровати и хватаюсь за ручки инвалидного кресла, толкая его к двери. Он бросает последний взгляд на видеозапись, и затем мы выходим из комнаты, закрывая за собой дверь.

Мы не разговариваем, проходя по коридору, как призраки. Я вталкиваю Самуэля в его комнату, подвозя его к столу, прежде чем отступить и сесть на край кровати, моя скула горит и пульсирует от тяжести напряженного воздуха. Я сопротивляюсь желанию прикоснуться к нему, держа руки сложенными на коленях и ожидая, пока Самуэль переключит систему безопасности обратно на основной канал. Он закрывает экран и отъезжает от стола, поворачиваясь ко мне лицом.

Это те моменты с Самуэлем, которыми я наслаждаюсь больше всего. Принятие его мудрости, кодирование в моей памяти. Он помогает мне оттачивать свое мастерство. Он оттачивает мой опыт, как огранку алмазов. Даже в такие ночи, как сегодняшняя, когда мне не хватило безупречности, я чувствую себя на шаг ближе к несокрушимости.

Самуэль долго смотрит на меня. Я ничего не говорю. Знаю, что нужно ждать, оставаться спокойной и вежливой.

— Твоя ярость, Бриа. Твоя неспособность отделить травмы прошлого от потребностей настоящего. Ты быстро реагируешь, чтобы защитить себя, но не останавливаешься. Это твоя самая большая слабость. Послушай внимательно, чтобы отступить, ты должна найти в себе силы сделать это. Ты обязана.