Книга Королева разрушенных империй, страница 143 – Бринн Уивер

— Аглаопа… что ты наделала, сестра?

Время тянется бесконечно. Я не могу помочь ей. То, что она совершила, разрывает ее изнутри. Все тело покрыто потом, будто охвачено внезапной лихорадкой. Ветер размазывает кровь по ее щекам,рисуя узоры. Я прижимаю пальцы к вискам, слишком боюсь смотреть, но и отвести взгляд не могу. — Я не могу опять потерять тебя, Аглаопа.

Конвульсии сменяются отчаянными рывками. Из груди Аглаопы вырывается громкий стон. Он становится громче, выше, превращается в крик — пронзительный, оглушительный, заставляющий меня закрыть уши и сжаться в комок. Я зажмуриваюсь, кричу, и когда мне кажется, что этот звук будет последним, что я услышу, раздается громкий хруст.

Тишина.

Еще один хруст. Тише. Затем громче.

Медленно отнимаю руки от ушей, открываю глаза.

И тут же отползаю к дальнему краю купола.

Глаза Аглаопы открыты, моргают, но не видят, лицо спокойно. Только оно… перевернуто.

Ее тело вывернуто, одна нога упирается в землю, колено согнуто в неестественном положении. Плечо вывихнуто. Шея сломана как минимум в двух местах, из-за чего ее пустой взгляд направлен на меня под ужасным углом. Громкий хруст — сломанная нога встает на место, но бедро выходит из сустава. Я прикрываю рот, слезы застилают зрение. Желчь подкатывает к горлу, когда ладонь Аглаопы упирается в землю, а плечевая кость со щелчком возвращается в сустав.

Меня рвет.

Хруст, хруст, хруст.

Аглаопа встает, позвоночник изогнут под невозможным углом. Сломанный локоть вправляется. Что-то щелкает в тазу, и она шатается вперед. Я прижимаюсь к куполу, когда она делает еще один неуверенный шаг в мою сторону, и чувствую, как моя рука проскальзывает сквозь барьер. Он слабеет.

Хруст, хруст, хруст, хруст, хруст, хруст.

Сжимаю подвеску, будто это талисман.

— Ninmen Eslal. Ninmen Eslal. 

Продолжаю шептать, пока позвонки один за одним не встают на место, и Аглаопа не выпрямляется. Глубокий вдох наполняет легкие, несколько ребер занимают правильное положение. На выдохе она закрывает глаза. Открывает снова, моргает, оглядывается, останавливает взгляд на мне.

— Это было… крайне неприятно, — говорит она, слегка вздрагивая.

— Неужели, — встаю, купол вокруг растворяется, но Аглаопу это, кажется, не волнует. Это почти так же тревожит, как хруст ее костей. Она достает из сумки Камни судьбы, и сердце сжимается, когда она смотрит на арку.

— Нас создали, чтобы служить богам, но где они теперь? Они покинули эти миры давным-давно, а мы все еще чувствуем тягу предназначения. Ради чего? Почему? — Аглаопа указывает на руины каменных фундаментов,когда-то бывших нашими домами, деревушку забытых женщин, место, где мы обрели сестер. — Горы рассыпались вокруг, а мы остались, только мы двое. Мы пережили века, не тронутые временем. Представь, Леукосия. Мы можем вернуть наших сестер. Никаких врагов с ножами за спиной. Никаких угроз, нависающих, как грозовые тучи над бурным морем. Мы можем получить все, о чем мечтали.

— У меня уже есть все, — говорю я. Глаза жжет от непролитых слез. — Я вернула тебя, Аглаопа. Есть хорошие люди, которые зависят от меня. От нас. Мы не просили этой ответственности, но она наша.

— И это мы ее исполняем, любимая. Мы - последние изгои. — Брови Аглаопы сдвигаются, и я вижу в ее взгляде глубину печали, которую наблюдала лишь однажды — в тот миг, когда она столкнула меня со скалы. — Тебе не интересно, почему мы остались последними, Леукосия? Даже в конце были только мы. Наши сестры либо уплыли на украденных кораблях, либо погибли от недостойных рук. А мы выстояли. Разве ты не задавалась вопросом — почему?