Книга Тень на жатве, страница 106 – Бринн Уивер

Мы поднимаемся по узкой лестнице, не разжимая пальцев. Клинок Ашена вспыхивает пламенем. На площадке он приоткрывает дверь. Прислушиваюсь — только крики птиц, шум машин внизу. Киваю, и он распахивает створку.

Крыша пуста. Бар не освещён, стулья перевёрнуты на столах. Осматриваем переулок, ничего подозрительного. Другая сторона, выходящая на улицу, тоже спокойна. Ашен встречает мой взгляд, в его глазах осторожное облегчение.

— Знаешь, Жнец, мне нравится выходитьсухой из воды, — говорю я, направляясь к пожарной лестнице.

В ушах раздаётся оглушительный грохот. Ослепительный свет обжигает глаза. Объятия Ашена, и тысячи огненных игл пронзают мою кожу.

В воздухе пахнет серой и дымом. Болью и кровью.

А потом — ничего.

ГЛАВА 31

Глаза слипаются. Веки с трудом разлепляются, и я моргаю, пытаясь очистить взгляд от кровавой плёнки. Дым и пыль забивают лёгкие. Хочется кашлянуть, но острые обломки рёбер впиваются в грудь. Густая тёмная кровь сочится из бесчисленных ран. В руке что-то блестит — кусок металла, чужеродный, впившийся в плоть. Я шевелюсь, высвобождаю другую руку из-под тела. Пальцы дрожат от шока, когда я хватаю окровавленный гвоздь и выдёргиваю его из глубокой дыры между костей.

— Просто замечательно, — говорю себе, но не слышу ни собственных слов, ни звона металла, когда швыряю гвоздь на груду битого кирпича.

На мне лежит тяжесть, прижимающая рёбра к лёгким с каждым вдохом. Стону, кашляю, пытаюсь приподняться, но получается только перевернуться на спину. Запах крови удушлив. Моей. Джесси. Жнеца.

Опускаю взгляд. Тяжесть на груди — это Ашен.

Стискиваю зубы, рычу, превозмогая боль, и сбрасываю его массивное тело набок. Его рука безжизненно падает на обломки вокруг нас. Лица не видно — голова повёрнута в сторону. Подползаю ближе, раз за разом зову его по имени. Не слышу отчаяния в собственном голосе, но чувствую слёзы — они текут по щекам, обжигая порезы. Подкладываю руку под его лицо и поворачиваю к себе.

Его глаза смотрят в небо — пустые, невидящие.

— Ашен… Ашен, очнись.

Провожу по его исцарапанной крови коже сломанными пальцами.

— Ашен…

Наклоняюсь ухом к его груди, надеясь услышать хоть слабый стук, движение лёгких. Но ничего. Дрожащими пальцами ищу пульс на шее, дыхание на губах… ничего. Вопль отчаяния вырывается из самой глубины души, но в моих ушах он звучит приглушённо, словно через вату.

Клыки выдвигаются, и я впиваюсь в собственное запястье, поднося капающую кровь к его губам. Она стекает ему в рот, когда замечаю первый серый пепел, отделяющийся от его кожи и уносящийся вверх. Потом второй, третий, ещё и ещё — пока не теряю счёт. Они кружат вокруг и растворяются в воздухе. Потом свет, искры, дым, пепел, улетающий ввысь. Черты лица Ашена распадаются у меня в руках. Плоть превращается в прах, и я закрываю глаза,слёзы текут ручьём.

Я не слышу приближения удара. Острая боль взрывается в затылке — и мир, и всё моё горе исчезают.

Запах антисептика. Спирта. Липкость бинтов. Пластиков. И слабее - глина. Пыль.

Кирпичный завод.

Острая, неумолимая боль пронзает череп, затуманивая мысли. Лишь через мгновение понимаю: я снова слышу. Слева неровно пищит кардиомонитор. Ритм учащается.

Воспоминания всплывают, как обломки затонувшего корабля. Тяжесть тела Ашена на мне. Его пустой взгляд, устремлённый в небо. Пепел, рассыпавшийся у меня в пальцах и унесённый ветром. Слёзы катятся по вискам ещё до того, как я открываю глаза. Опускаю взгляд на левую руку — она прикована серебряными наручниками к больничной койке. Поворачиваю запястье, ловя свет, но татуировки уже нет.