Книга Мастер и Воланд, страница 37 – Артур Самари

И тут возбужденный писатель умолк, выплеснув всю свою пробудившуюся фантазию, словно вулкан. В комнате стало тихо, и тогда Люси спросила:

– Михаил, о чем я говорю, ты не слушаешь. Меня беспокоит, как мы будем жить дальше? Значит, мы больше не сможем ходить в рестораны, отдыхать у моря, красивые платья…

– Не думай об этом, хотя какое-то время будут трудности, как у многих, но я что-нибудь сочиню, у меня богатая фантазия, но хвалебные вещи о партии, о социализме никогда писать не буду. Совесть моя не позволит.

– Но другие делают это – ничего с их совестью не случается!

– А ты у них спроси, мучает ли их совесть по ночам, когда они глядят на Луну? Я уверен: от мук им хочется плакать.

Обиженная, Люси молча встала и ушла на кухню. Михаил словно не заметил это, так как в голове еще вращался зародившейся исторический сюжет. Он вскочил из-за стола и устремился в спальню, за письменный стол, который писатель обожал. Булгаков положил перед собой чистый лист, макнул ручку в чернильницу и спешно вывел новую главу: «Пилат». Писалось легко, так как история христианства была ему хорошо известна, и все же он почувствовал, что ему еще не хватает знаний.

На следующий день Булгаков отправился в библиотеку, но там пожилая заведующая за столом, со слезами на глазах, рассказала, что однажды к ним явились люди из горкома партии, и все книги, связанные с религиозной тематикой, собрали водворе библиотеки и затем сожгли. Многие сотрудники глядели на эту дикость из окон здания и тихо плакали. А молодые комсомолки радовались, вслух повторяя слова Ленина, как великую цитату: «Религия – это опиум для народа».

В душе писателя, узнавшего об этом, вспыхнуло пламя ненависти к коммунистам. Он выразил благодарность библиотекарю, которая вытирала свое мокрое лицо, и зашагал по пустому читальному залу к двери, когда вслед услышал ее голос: «Религия – это лишь часть, они сожгли много других книг дореволюционной России, объявив их вредными для народа, а ведь среди них была и мировая классика». С грустью и злобой на сердце Булгаков покинул библиотеку.

Уже возвращаясь в театр на извозчике, писатель продолжал возмущаться в душе: «Нельзя нам мириться с такой дикостью – надо что-то делать, как-то бороться! Но кто будет бороться? Самых смелых ученых, политиков еще в начале двадцатых тысячами выслали – кого за границу, а кого – в глубинку страны, и они словно сгинули».

Уже в театре за обеденным столом, где рядом сидел Станиславский, угрюмый Булгаков рассказал об уничтоженных книгах в библиотеке – так было по всей стране. «Как можно, – воскликнул он, – ведь библиотеки – это главное богатство страны, без них не будет развития общества». За столом стало тихо: всех это задело за живое.

И тут Станиславский признался:

– Меня тоже хотели включить в эту компанию по отбору книг для уничтожения. Я им ответил, что еще не совсем потерял совесть и честь.

– Коммунисты ведут страну к явной гибели, мы должны как-то бороться – не молчать, – горячо произнес артист Сабянов. – Мы, интеллигенция, должны объединиться и повести за собой рабочий класс…

От таких слов всем стало страшно. Кому-то такая речь показалась даже провокационной – иногда агенты чекистов специально заводят такие разговоры, чтобы узнать о враждебных настроениях народа, особенно среди образованных людей. Пока артист говорил, Булгаков пристально уставился на Сабянова и задумался: «Может быть, Люси права относительно его».