Книга Лев Голицын, страница 13 – Андрей Белянин

Казаки, получившие новенькие шашки в дар от брата государева, естественно, хвастались пред остальными. Товарищи же их справедливо сочли себя не менее достойными («А и мы, братцы, их ничем не хуже!»), тупо попросив тех же мастеров за отдельную плату сделать и для них «великокняжеские волчки». А что кузнецу, какая разница, кому что ковать? Лишь бы платили…

— Вот у тя, Сергеевич, на руках такой клинок! А уж точно княжеский ли, не княжеский, тут, поди, и сам черт не разберется! Главное дело, чтоб шашка в руке была ухватиста…

Не прошло и трех дней, как мне довелось убедиться в правоте слов своего случайного знакомца. Еще до столичного Тифлиса напал на скромный караван наш отряд диких абреков, ранее подчинявшихся, по слухам, еще самому Измаил-бею, который на тот отрезок времени уже давно считался покойным.

Черноморская команда охранного отряда первой встретила врага в ружья. А стреляли они столь искусно, что и половины горцев не доскакало до рядов наших. Потом уж черноморских казаков заменили терские, с визгом и гиканьем пойдя в шашки! Можно ли было мне усидеть на месте, когда даже сам «великокняжеский волчок» рвался из галунных ножен мне в руку?

Во французской Сорбонне, как и положено аристократам, проходили мы занятия по фехтованию на эспадронах. И пусть доселе не приходилось мне владеть шашкой кавказского образца, но сколь же легко, певуче и бездумно легкомысленно оказалось это оружие! Идет ли на тебя враг, ты ли идешь на врага, оба вы занесли шашки над головой и доли секунды решают, кому жить, а кому умереть!

Так что оба вы в тот миг готовы к смерти. Успеешь — помолись, а нет, так и…

В общем, если не в силах ты забыть страх свой, не можешь не думать о жизни, не умеешь отпустить судьбу свою на волю Господа нашего Всевышнего — никогда не ходи в шашечный бой на Кавказе. А коли пришел, так дерись: ты русский!

Оранжевое пламя вновь захлестнуло взор мой, красным осветился мир вокруг, и львиный рык, вырывавшийся из горла, заставлял вставать на дыбы испуганных лошадей противника. Сколько ударов я нанес, сколько пропустил, сколько пуль свистело над головой, сколько вообще времени шла эта дикая сшибка — мне неведомо.

Пусть говорят, что конные бои скоротечны, десять–пятнадцать минут, но в первый раз они показались мне вечностью, нескончаемой чередой крови и воя. Я пришел в себя, упав с седла и держа клинок свой у горла гордого горца, так и не пожелавшего опуститься на колени…

— Убей меня!

Я молчал, выравнивая дыхание.

— Убей, я не покрою позором свой род, — хрипел высокий черкес, рост в рост со мной, борода рыжая, шашка сломана, кинжал потерян, но на милость победителя он не сдался бы никогда.

Мне не было известно, как следует поступать в таких случаях. Я даже не знал, как правильно берут противника в плен. Но, когда вдруг набежали двое солдатиков с примкнутыми штыками на ружьях, я вдруг закрыл черкеса собой:

— Он мой кунак!

— Непорядок оно, вашеблагородь, — возмутились солдаты. — Отвались в сторонку, нам господин полковник приказали всех немирных к ногтю…

— Кто только тронет его, тот будет иметь дело со мной, с князем Львом Голицыным!

— А кто нашего князя обидит, тот и дня не проживет, — вдруг вокруг меня образовалась стена из шести хладнокровных терских казаков под руководством подъесаула Ермовского. И солдаты, ворча, отступили…