Книга Лев Голицын, страница 11 – Андрей Белянин

Да! Я навсегда запомнил его слова и был уверен, что настанет момент, когда я смогу при всех дать ему сдачи! Нет, не кто-то другой, не моя страна, а именно я сам! Ибо, даже по его словам, без культивирования и научного подхода было ясно, что земли юга Крыма, Массандры, Бельбека, Бахчисарая и даже той же степной Тамани способны к изготовлению вполне себе конкурентных сортов вина!

«Так, значит, просто некто, имеющий в запасе время, силы и достаточное количество денег, может совершить то, что не удавалось никогда и никому. Это был вызов, господа! А мне не известен ни один из Голицыных, кто в подобной ситуации сдался бы или отступил», — записал я в своем дневнике.

Точно так же после уничтожающей меня переписки я начал закупать различные сорта винограда из Франции, Испании, Португалии, Германии, Италии и Греции. Как и новые бутылки для моей неспешно растущей коллекции, что ни у кого не вызвало особого удивления, в первую очередь у прекрасной моей Наденьки. Да мало ли чем мается богатый барин?

Хотя иногда даже она не понимала, что происходит:

— Я влюбилась всэм сэрдцэм в князя! Или в винодэла с Сигнахи⁈ Что тибэ дороже: саперави, киндзмараули, ркацители, напареули, цинандали, ахашени, мукузани или я? Вах!

Если бы я ответил правду, она бы вышла из дома, а не спустилась в подвал и не принесла вина. Мы сидели с ней лицом к лицу, держа бокалы красного, и я наивно считал, что женщина, жаждущая семейного тепла и нежности, готова вдруг слушать бесконечные бредни сумасшедшего:

— Понимаешь, тот же Судак производит свое вино уже четыре столетия. Его гонят даже крымские татары, которым запрещено пить алкоголь! Частные винодельни господ Веймара, Метаксы, Хрущова, купца Крича, братьев-греков Лулудаки уже делают вполне себе питкие вина. И пусть самые дорогие стоят по рубль двадцать за ведро, но это… это все равно шмурдяк! Крым благодаря уникальности климата, количеству солнечных дней в году и разнообразию почв способен выдавать наилучшие вина мира! Но лишь после приложения к этому труда и научного подхода…

— Ты у мэнэ такой умный, у тибэ голова не трэснет? — с заботой гладила меня по затылку милая княжна, и маленькие девочки мои обнимали меня за плечи.

Да, да, долгие годы Надежда верила в мой успех! Даже когда судьба отправила меня на пылающий Кавказ в поиске нужных лоз, способных прижиться в условиях Крымского полуострова, она благословила меня в дорогу:

— В горы одын не ходи. Ныкому нэ веръ! Без кынжала под подушкой спатъ не ложись! В Тифлисе с кэм папало нэ пей! Сама на сэбе проверяла, э! — обливаясь слезами, напутствовала меня дорогая княжна. — К черкесским кунакам спиной нэ поворачивайся, нэ искушай их… И в том и в другом смыслэ! Вах, чего ти смеешься? Я знаю, о чем гаварю…

На прощанье она подарила мне галунную шашку своего отца. По ходу я так вот даже и призадумался: а где она ее прятала и почему не показывала раньше? Это был знаменитый клинок, кованный в горах Дагестана, а одетый в серебро и украшенный уже в Грузии.

На расстоянии толщины трех пальцев от рукояти был изображен неизвестный науке зверь, очень похожий на уродливую рыбу на четырех паучьих лапках. Справа буквы МН, а слева — НМ. Что сие могло значить, до определенного часу мне не было ведомо…

На Военно-Грузинской дороге довелось мне пересечься с казачьим офицериком Ермовским. Молодой человек, получивший образование в Екатеринодаре, при кадетском корпусе, дослужившийся до чина подъесаула. Так вот он, в отличие от меня хлебнувший на Кавказской линии всего и всякого, разом обозначил шашку мою как «великокняжеского волчка»!