Книга Северный ветер, страница 47 – Александрия Уорвик

Они неистово бьются, брат против брата. Два нестареющих бога высвободили всю мощь: Король стужи и Несущий весну. Звенит воздух. Взрывается на мелкие камешки валун, совсем рядом. И если я не найду укрытия, то сломаюсь следующей.

Ползу к ближайшему дереву, прячусь за широким стволом от ветра, который рвет, дерет, грызет, словно клыки. Глаза неудержимо слезятся. Раздается громкий, резкий треск, но шквал слишком плотный, не разглядеть, что это.

Затем мое внимание привлек едва заметный, смутный силуэт. Зефир ухитрился добраться до верхних ветвей деревьев и перепрыгивает с одной на другую, будто свирепые порывы – лишь легкий ветерок. Там, где содранной коры касаются ноги Зефира, вырастают лозы и листья. Мгновение спустя крохи зелени пожирает иней.

Скачок – и Зефир снова взмывает в воздух. Король стужи вскидывает копье. Острие взрывается льдом, серебряные, как ртуть, осколки несутся к Зефиру, в руках которого снова возникают лук и стрела. Она вылетает за миг до того, как вокруг Зефира, словно щит, взвивается стена из цветов и ветвей. Лед врезается в преграду. Развеяв ее, Зефир бросается на брата новым шквалом ударов.

Когда ветра на миг стихают, я поднимаюсь на ноги, опираясь о дерево. Каждый шаг дается с трудом. Я продираюсь сквозь жесточайший, холоднейший, свирепейший поток. Шагаю, спотыкаюсь, падаю, шагаю снова и снова.

Король опять швыряет волну льда в Зефира, тот уклоняется, исчезает в переплетении лоз и появляется в гуще чернеющих цветов.

– Вы так весь лес уничтожите! – надрываю горло.

Северный ветер. Западный ветер. Боги, что носят человеческую шкуру.

Хватаюсь за руку Короля стужи. Он тут же впивается в меня взглядом, и лазурь его глаз так ослепляет, что в них больно смотреть, как на солнце. В груди что-то слабеет. Пальцы, дрогнув, стискивают рукав крепче. Король смотрит на мою руку, хмуро поджимает губы.

Движение заставляет вскинуть взгляд поверх его плеча. Пара лоз вырывает дерево с корнем. Порыв ветра, пахнущий сырой землей, ловит его и швыряет через всю поляну.

Мир замедляется, сужается. Я прекрасно вижу линию движения. Дерево размозжит мне череп, раздробит кости. Но конец будет быстрым. Хоть какая-то милость.

Закрываю глаза.

Тихо и мирно.

Один вдох перетекает в два, затем в четыре и даже семь, а я все еще здесь, дышу, продрогшая до костей.

Открываю глаза. Вокруг белое сердце бури. Перед лицом – широкая спина Короля стужи. Слева лежит дерево, оно пропахало в снегу глубокую полосу, будто его отбросили, спасая меня от преждевременной кончины.

Ветра схлестываются, теплый и холодный, жизнь и смерть. Долина взрывается звуками. Дрожит воздух, сотрясается, глубоко в недрах, сама земля.

Они уничтожат друг друга – и меня, – если я не дам Королю стужи то, чего он хочет. А хочет он моей покорности.

Где-то вдалеке разламывается земля, и у меня сжимается нутро. Я никогда еще не преклоняла колено перед тем, кто сильнее. Никогда. Но мое выживание – партия затяжная. Не про сегодня. А про завтра и послезавтра, и месяц, и год, и десятилетие. Сколько бы ни потребовалось, лишь бы освободиться от уз. Поэтому я должна думать не о том, чего хочу, но о том, к чему стремлюсь. Я должна думать о далеком конце пути.

Лоза выстреливает вперед и обвивается вокруг лодыжек Короля стужи быстрее, чем видит глаз, взметается вверх по икрам, бедрам, животу, груди. Достигнув горла, растение рассыпается в пыль, и Король стужи делает выпад, наносит копьем жестокий удар сверху вниз. В отместку из земли вырываются корни, катятся, словно огромные волны, к Северному ветру, но тот не склоняется, не падает на колени, не вздрагивает, не отступает.