Книга Военный инженер Ермака. Книга 3, страница 24 – Михаил Воронцов

* * *

…Переводчик-казак Ефим, худощавый парень с обветренным лицом, встал рядом со мной и Ермаком.

— Буду толмачить всё, что скажут.

Я всматривался в полумрак вогульского стойбища.

Мы стояли около большого кедра, что рос в центре стойбища, священного дерева вогулов, увешанного лоскутами ткани и звериными черепами. Около него стоял шаман. Его лицо было мрачным, осунувшимся, с глубоко посаженными глазами, в которых плясали отблески разгорающихся костров.

Род уже собрался. Мужчины сидели полукругом на разостланных шкурах; старейшины — ближе к центру, молодые охотники — по краям. Женщины стояли сзади, их лица едва различались в сгущающихся сумерках. Воздух был натянут, как тетива лука.

Глава рода, Торума-Пек, поднялся с места. Его голос разнёсся над притихшим стойбищем. Переводчик зашептал для нас:

— Слушайте, русские. Мы сами судим своих, но при вас. Мы держим слово о мире. Потому вы и здесь.

Торума-Пек повернулся к соплеменникам, и голос его стал жёстче. Переводчик продолжал:

— Этот человек был нашим шаманом. Он ушёл жить в Кашлык, делил хлеб с русами, разговаривал с их атаманом. Но теперь говорят, что он хотел смерти Алыпа, нашего брата, и русского отряда.

Из полукруга поднялся Алып и заговорил на вогульском.

Переводчик торопливо передал:

— Кум-Яхор выведывал у меня, куда пойдут русские, и велел мне про это молчать. Он один знал, что там будет засада, больше никто. А потом он требовал, чтобы я подчинялся ему, иначе он обещал рассказать обо мне то, в чем я виноват.

Старейшины зашумели. Один из них, старше Торума-Пека, встал и произнёс, обращаясь к Кум-Яхору:

— Ты нарушил два великих запрета! Первый — ты разрушил мир, которого держался род со всеми соседями. Мы не воюем ни с русскими, ни с татарами, и этот мир хранил наших женщин и детей. Второй — ты предал кровь. Алып, сын нашего рода, должен был погибнуть по твоей вине. Это хуже, чем убить брата — это значит отдать брата чужим на смерть!

Кум-Яхор резко вскочил. Глаза шамана горели безумным огнём. Он закричал, брызгая слюной, и переводчик едва поспевал:

— Он врет! Не я виноват! Духи гневаются! Вот он, — шаман тряхнул руками в сторону Алыпа, — он осквернил род! Он спал со вдовой Сыгвы из рода Белой Выдры! Это запрещено! Духи потребовали крови за его грех!

Толпа загудела громче. Несколько женщин ахнули. Алып побледнел, но не отвёл взгляда.

— Да, — продолжал кричать Кум-Яхор, а переводчик торопливо переводил, — казаки мне не братья! Они пришли на нашу землю!

Затем поднял руку Ермак. Все притихли — сам атаман казаков захотел быть свидетелем.

— Мы несколько раз видели, как Кум-Яхор встречался с татарскими разведчиками. Мы следили за ним. Даже когда он говорил, что отправляется к вам, по дороге он выходил и тайно разговаривал с татарами.

Сначала повисла тишина, затем люди зашептались. Голоса становились все громче и громче, пока Торума-Пек не поднял руку, требуя тишины.

Затем старейшины отошли в сторону и образовали малый круг. Их совещание длилось недолго — четверть часа, пока мы стояли в напряжённом молчании. Лишь треск костров да шёпот женщин нарушали тишину.

Наконец старейшины вернулись. Торума-Пек заговорил, сначала обращаясь к Алыпу. Переводчик перевёл:

— Да, ты нарушил запрет отцов. Связь с вдовой из чужого рода — грех. Но это малый грех по сравнению с предательством. Ты не прятался, как трус. Ты не звал смерть на братьев. За твой проступок отдашь три лучшие соболиные шкуры в родовую казну и принесёшь жертву духам рки, чтобы они простили твою слабость.