Книга Где распускается алоцвет, страница 148 – Софья Ролдугина

Воцарилось молчание. Ружин уважительно качнул головой:

– Узнаю шефа. Умеет приободрить.

Но добавить к сказанному, в общем, было и нечего. Время близилось к полуночи; примерно без пяти все разошлись по позициям. Алька, тоже одетая в какой-то старинный вышитый сарафан, кумачово-красный, с белой оторочкой и обережной вышивкой по подолу и рукавам, выскочила за ворота, на ходу влезая в полушубок. Под старинным сарафаном было вполне современное термобельё и тяжёлые ботинки на шнуровке, но всё равно одежда ощущалась непривычно и неудобно… Ещё и карманы у полушубка топорщились, хоть половину колдовского инвентаря выкладывай: гребешок цеплялся за вышивку на рукаве, стоило сунуть в этот самый карман руку, а тяжёлое складное зеркальце норовило выскользнуть и разбиться.

– Если что, мы рядом, не бойся, – сказал напоследок Дрёма. Пальто он оставил в доме, чтоб не мешалось, и остался в одном свитере. – Мор тебя прикроет, он надёжен как… как… словом, очень надёжен, – добавил он, зевнув. – Вот леший, надо было кофе выпить всё-таки. Короче, сразу беги сюда, в драку не лезь, оставь это профессионалам.

– Как скажешь, – со вздохом отсалютовала ему Алька, придерживая кочергу под мышкой. – Буду послушной девочкой.

– Тебе такое не идёт, – фыркнул он и отступил за калитку, в тень.

Алька осталась на улице одна.

Она прошлась туда-сюда, чтобы размять ноги и чтобы не замёрзнуть. Потом, когда наступила полночь, достала из мешочка злополучное кольцо и шепнула ему:

– Ты больше не листок. Ты золото, старое золото! – и снова сунула в мешочек.

«Вот теперь начинается», – пронеслось в голове.

Но, вопреки ожиданиям, прямо сразу ничего, конечно, не началось. И через пять минут, и через пятнадцать, и через полчаса. Алька вышагивала по улице то вперёд, до поворота, то обратно, мёрзла и думала уже, что они где-то, наверное, просчитались, что Костяной нашёл другую жертву… Может, уже и убил.

«Или он всё-таки напал на столичное отделение сыска, – размышляла она. – Там же сколько золота? Много! Наверное, оно и тянет сильнее…»

Под ногами что-то хрустнуло.

Алька опустила взгляд – и увидела травинку, склонившуюся поперёк дороги и всю окованную льдом.

– Неужели так похолодало? – пробормотала она. – Что-то очень резко.

Изо рта вырвалось облако пара.

…а потом она подняла взгляд – и увидела слева, там, где осины начинали заваливаться в овраг, высокую жуткую фигуру, напоминающую не человека даже, а пятиметровую куклу, составленную, как конструктор, из множества костей, одетую в чёрную паутину, как в балахон. Одна рука – лапа? – была длиннее другой, и кончики острых, как ножи, когтей доставали до земли. Здоровенная башка напоминала деформированный череп, изъеденный временем с одной стороны и обросший бляшками, точно распухший, с другой. А внутри грудной клетки, за частоколом тонких кривых рёбер, билась, плескалась какая-то масса, вязкая, не то чёрная, не то красная… и словно бы живая.

– Ох, – вырвалось у Альки.

Она знала, что всё идёт по плану, что надо бежать, надо визжать, подавая сигнал – и не могла, точно оцепенела, и даже хватка ослабела настолько, что кочерга едва не вывалилась из пальцев.

А вот Костяной не мешкал.

Один прыжок – и он преодолел ровно половину разделяющего их расстояния. Напружинил ноги так, что косточки затрещали, занёс когтистую лапу…