Книга Где распускается алоцвет, страница 147 – Софья Ролдугина

Он хохотнул:

– Не верю.

– Тогда настоящий ты. Тот, который пошёл на рынок за яйцами, а ввязался в экскурсию по достопримечательностям Краснолесья, отвлёкся и протаранил лбом фонарный столб.

Айти замер… а потом мелко затрясся.

– У-у, не трави душу. Так ты видела? Ты правда была там?

– Ага. Следила за тобой, – призналась Алька и даже смогла улыбнуться. – Всё никак не могла поверить, что ты летавец, потому что летавцы так себя не ведут… Айти?

– М-м?

– Потерпи немного, ладно? – попросила она еле слышно. – Сейчас просто навалилось всё разом, и Дрёма этот, и Костяной, и вообще… Но когда это закончится, мы поговорим и всё обсудим. И я тебя обязательно спасу. Найду выход, честно. И всё будет хорошо. Веришь?

– Нет, – выдохнул он. – Но это и нормально. Не бери в голову. Ты же знаешь, я почти что мертвец; а у мёртвых надежды нет.

Сказал – и исчез.

Алька сглотнула; подумала, что надо бы позвать его снова, договорить, что нельзя расставаться на такой вот ноте… и не смогла.

Она и обернуться-то сумела не сразу.

– Итак, давайте-ка повторим свои роли! – хлопнул Дрёма в ладоши.

Он сейчас выглядел возмутительно свежим, бодрым и самоуверенным, хотя поспал от силы часа два, с девяти до одиннадцати. Альке тоже советовал отдохнуть, пока есть возможность, но она не смогла, пусть и попыталась. Зато успела, пока все остальные спали, познакомиться и даже сдружиться с последним членом команды, Мормагоном Князевым. Он оказался нелюдимым, угрюмым парнем, с виду примерно лет этак семнадцати, не больше; тощий, черноволосый, лохматый, красноглазый – и с такими синячищами, словно тушь потекла или подводка размазалась. Правда, по его уверениям, семнадцать ему было уже полвека как – с тех пор как на него, молодого перспективного колдуна, возвращавшегося домой после первого в жизни свидания с барышней, напал упырь.

– Я, разумеется, отбился, – холодным голосом объяснил он, рассказывая свою историю. Алька на интонации не обиделась, поняла уже, что Мормагон – Мор – так говорит примерно всегда. – Но с тех пор ненавижу две вещи.

– Упырей и свидания?

Он закатил глаза; сарказм и сардонические ужимки шли ему невероятно.

– Сырое мясо и ночную работу. Ирония в том, что мне ничего, кроме этого, и не светит.

Алька тогда хихикнула, а Мормагон улыбнулся из-под косой чёлки, застенчиво и неуверенно… А теперь он сидел, изображая холодность и равнодушие ко всему, хотя наверняка – она уже догадалась по отросшим когтям и клыкам – ему не терпелось вступить в бой.

На Дрёму, задавшего вопрос, он не смотрел, но слушал во все уши – тоже, кстати, заострившиеся.

– А чего тут повторять, – вздохнула баб Яся. Она переоделась в старую, ещё материну, юбку с вышитой блузой, а оберегами увесилась, как новогоднее древо. Велька просто подпоясался вышитым кушаком – и всё, сказал, мол, если что, двинет Костяному по уху – и дело с концом. – Мы с Велемиром сидим дома и поддерживаем живой, чистый огонь в очаге. Алёночек по улице гуляет туда-сюда…

– С кочергой, – уточнила Алька меланхолично.

– …а вы за ней следите в оба глаза. Как только Костяной появится, вы его ать – и в мешок. Куда уж проще? – пожала баб Яся плечами.

Дрёма ослепительно улыбнулся:

– Когда всё «очень просто» и «сто процентов должно получиться» – обязательно что-то идёт не так!