Книга Эринии и Эвмениды, страница 49 – Риган Хэйс

И самое страшное, что, даже раскусив его, я тоже включилась в игру.

За перепиской последовали первые встречи, уже без моей подруги. Невинные прогулки где‑нибудь за городом, где нас не могли увидеть знакомые. Поход в кино на вечерние сеансы в полупустой зал… Меня не смутила его просьба «ничего не говорить Дэнни», это уже было само собой разумеющимся условием, чтобы не нарваться на ее ревность. Тогда думалось, что и ревновать, в сущности, не к чему: мы не держались за руки, болтали о сериалах и книгах, я даже сама платила за себя в кофейнях. Но потом случилось то, что перечеркнуло все границы, за которые мы прежде не собирались переступать. И когда их не стало, ни один из нас не повернул назад.

Однажды мы нарушили правило, которое сами же установили, — встречаться в малолюдных местах. Гаспар предложил поехать в Лондон и посетить галерею Тейт, и я согласилась, посчитав, что в скоплении посетителей нам не встретятся знакомые.

В галерее я бывала дважды (один раз еще с родителями) и оба раза обмирала как вкопанная у картины Артура Хьюза «Апрельская любовь». И к ней же я устремилась снова, чтобы полюбоваться на совершенно очаровательный образ девушки в сиреневой юбке.

Поразительная сочность цветов, натуралистичность сплетений лиан плюща полностью захватили мое внимание. Сама девушка лучилась весенним светом, а на карминовых губах застыла влюбленная улыбка. Теперь я ощущала с ней особое родство.

— Ее звали Трифена, — сказал Гаспар, становясь рядом. Его руки нежно опустились мне на плечи. — Когда Хьюз писал ее, то был без памяти влюблен и женился на ней. И я понимаю его: как не полюбить Трифену? Она прекрасна, Беатрис. Как и ты.

Я даже не успела опомниться от его слов, как вдруг он поцеловал меня. Сначала невесомо, нежно, а затем глубоко, по-настоящему. Тот преступный поцелуй привязал нас друг к другу и превратил меня в соучастницу бесчестной любовной авантюры.

Мы оба влюбились, и Даньел как связующее звено отныне стала не нужна. Слова ее исполнились, пусть и не так, как ей хотелось.

Остаток лета я почти не виделась с Дэнни, да и у нее появились свои заботы. С Гаспаром же я виделась через день, выбирая для встреч малолюдные места, поскольку домой к себе он меня не приглашал. Сначала я обижалась, чувствуя себя позорным пятном в его репутации, но потом успокоилась. Я не Даньел, которую и с родителями познакомить не стыдно. Я лишь замена на время, пока снедает скука, и такая роль меня вполне устраивала.

Мысль, что хоть в чем‑то я могла обскакать Дэнни, разжигала внутри целый пожар, противиться которому не было сил.

Но подступивший сентябрь затушил пламя чувств. Теперь нам с Гаспаром предстояло нацепить карнавальные маски, чтобы скрыть ухмылки, полные тайного греха.

От невозможности часто видеть Гаспара, касаться его, дарить поцелуи я быстро затосковала. Встречаясь в коридорах академии, мы обменивались взглядами, чуть кивая и не смея выказать истинных эмоций. При Дэнни мы вели себя так благопристойно, что становилось даже смешно. Мы были точно два ребенка, скрывающие от матери серьезную провинность. Притворщики из нас вышли что надо, и Даньел ни о чем не догадывалась. Слушая после занятий об их с Гаспаром планах на будущее, я едва сдерживала смешок. Неужто она считала, что после выпуска Гаспар будет хранить ей верность, если он не старается сохранить ее даже сейчас?