Книга В Питере НЕжить, страница 42 – Лия Арден, Дмитрий Колодан, Елена Кондрацкая, и др.

Я моргнул. В моей голове было так много вопросов, что я не знал, какой следует задать первым.

– Феликс, – наконец спросил я то, что, пожалуй, важнее всего было узнать о своём соседе. – А ты вообще человек?

И вот тут он неожиданно смутился. Облизал губы, почесал затылок, отвёл взгляд. Как ни странно, на меня это оказало благотворный эффект: впервые за время нашего знакомства я почувствовал себя… старше, что ли. Даже сильнее. Мудрее. Нет: социально весомее – вот верное определение!

Это было в некотором роде парадоксально, потому что в первый момент я был почти уверен, что Феликс скажет что-то вроде: «Нет, малыш, я древняя сущность, мне сотни лет, я материл Петра Первого, когда понял, что он задумал, и честно пытался уговорить Лермонтова не быть таким самовлюблённым козлом».

Но чем дольше Феликс пялился куда-то в угол, тем яснее становилось: он отнюдь не кто-то старый и могущественный.

– Ну, – наконец сказал он. – Теперь я человек, да.

– А раньше? – Я сощурился.

– Как ты думаешь, почему меня зовут Феликс Рыбкин? – словно перевёл тему мой сосед.

– Я полагал, что в честь персонажа.

– И да и нет. В первую очередь из-за этого. – Он встал из-за стола и неожиданно задрал футболку.

Справа под рёбрами Феликса я увидел изображение той крохотной и миленькой золотой рыбки, которая прежде вызывала у меня столько вопросов. Сейчас её никак нельзя было принять за татуировку. Стопроцентно живая, рыбка по-настоящему плыла по светлой коже: чешуйки блестели, роскошный хвост вилял. Застигнутая врасплох, она попробовала прикинуться наколкой – но было поздно: и я, и сам Феликс уже внимательно следили за ней. Поэтому рыбка просто застенчиво булькнула, а потом развернулась и метнулась вниз, скрываясь под поясом джинсов.

– Вот это раньше и был я.

– Что?! – Моя челюсть отвисла. – В смысле?!

– «Феликс» – счастливый. «Рыбкин» – рыбка. Я был золотой рыбкой. Одной из тех, сказочных, – терпеливо, как идиоту, стал объяснять мой сосед. Но лёгкий румянец на щеках выдавал тот факт, что ему ужасно неловко – оттого и такой «учительский» тон. – Ещё пять лет назад я спокойно жил в канале Грибоедова, а потом меня выловил архангел Гавриил с Исаакия – это тот, что держит в руках лилию, – и сказал: «Прости, малыш, но беззаботная жизнь закончилась. Предыдущий страж центральных районов мёртв, а мы не можем оставить их без защиты. Придётся тебе занять его место, волшебное ты существо». После чего превратил меня в человека – и начал учить. От рыбки во мне осталась любовь ко всему, кхм, блестящему, и немного чудес: а именно – у меня три жизни. Пока что все при мне. Если закончатся, я снова вернусь в то крохотное тельце. – Он потыкал пальцем куда-то вниз. – Оно, считай, запасное. Но мне бы не хотелось умирать. Мне нравится быть человеком и жить среди людей, и я твёрдо намерен протянуть как можно дольше.

На кухне воцарилось молчание.

Феликс стоял, одновременно насупившись и задрав подбородок, переплетя руки на груди и демонстративно отставив одну ногу в бок. Я сидел с открытым ртом.

Наконец, кое-как захлопнув его, я тупо переспросил:

– Ты реально рыба? А как у тебя обстоят дела с памятью, Феликс?..

– Не рыба, а рыбка! Всё с моей памятью хорошо! – мгновенно взвился он. – И вообще – это в прошлом! Теперь я страж и человек, я уже сказал. А ты теперь – мой ассистент, ясно?