Книга Спи, милый принц, страница 160 – Мэй

Возможно, умения и знания в Кальтонской империи позволили взять магию из иных миров и заставить служить себе, пустить по собственным венам. Наверняка это и привело к таинственной гибели целой страны.

Боги тоже могли быть созданы. Или призваны. И оставлены в мире, когда Кальтона исчезла.

– Кочевники вали-арис верят в богиню Энри, матерь-небо. Считается, если конь несётся достаточно быстро, то можно краем глаза увидеть её силуэт, он летит рядом с тобой. Или её сына Эрнана. Он обожает лошадей и скачку, благоволит скотоводам. Святилища стояли в Ахтаране, но, как ты понимаешь, Адриан Равенскорт принёс и своего покровителя, Безликого. Снадобье, которое пили члены общины, изготавливали вместе со жрицами храма, и каждая наша жизнь тоже посвящена Безликому. Потому что нам сложнее умереть. А значит, бог смерти присматривает за нами.

– Или богиня, – пробормотал Николас.

– Да. Безликий может являться в любом облике, и однажды ко мне пришла женщина. Она напомнила, что мы посвящены Безликой и обещаны ей. После смерти станем её верными воинами. Она продолжала являться вечерами. Советовала, направляла, беседовала. Оставалась на ночь.

– А потом?

– Она до сих пор приходит, но редко. Не отвечает, если начинаю расспрашивать о ней, но говорит, что и есть Безликая, и я один из смертных, кто ей интересен.

– Почему?

– Как оказалось, ей интересны многие. Поэтому она часто отвечает на молитвы, легко принимает сделки по обмену одной жизни на другую. Говорит, что мы, люди, любопытны.

Невольно по спине Николаса пробежала дрожь. Если бы он писал стихи о богине и попытался изобразить её отношение к людям, он бы тоже выбрал что-то вроде слова «любопытно».

– И какая она? – тихо спросил Николас.

– Бескомпромиссная, всепоглощающая. Как сама смерть. Она говорит, что не вмешивается в человеческие жизни, и в мою не станет, или в жизни принцев. Но я давно её не видел, несколько лет.

– Это странно.

– Да, и ты не обязан мне верить. Иногда я сам сомневаюсь, что она существует. Порой думаю, это некий дух, а настоящей Безликой плевать на нас, людей.

– И она против, чтобы у тебя была жена?

– Наоборот. Но я считал, что моё детство и то зелье определили судьбу и долг. Я защищаю интересы принцев, один из них однажды станет императором. И это стабильность. Империи не нужны потрясения, подобные тому, что произошли во времена Люциуса и Морвены, когда они творили запретную магию, а наследник Стэнхоупов умер, и некому было занять трон.

– Я думал, Равенскорты его захватили, – хмыкнул Николас.

– Это ставит их в положение силы. Но если бы они этого не сделали, империя раскололась на части.

Вот почему Николас не годился для политики: ему трудно понимать разные стороны одного вопроса. Равенскорты выглядели захватчиками трона, объявившими его своим по праву силы. Ведь кто мог противостоять теням Древней семьи? А могли быть и спасителями империи, взявшими на себя необходимую роль, чтобы государство не распалось, не погрязло в гражданской войне.

Возможно, в первых Равенскортах, вошедших на трон, было понемногу и того и другого.

– Я соблюдаю интересы принцев, – повторил Дэвиан. – Ради империи. Хотя признаюсь, что никогда не воспринимал их только как принцев. Но именно ты напомнил мне, что я не просто юрист, защитник короны или тот, кто обещан Безликой.