Книга Чернила и кровь, страница 121 – Мэй

В голове Айден пытался сложить факты, но пока они никак не соприкасались друг с другом. Николасу было четырнадцать, когда он приехал из поместья отца, жил вместе с Байроном и, выходит, чуть не вспыхнул дикой магией. А в конце года завалил зачарование. Как он утверждает, намеренно, и нет оснований ему не верить. Тогда же и конфликт с Байроном произошёл. Хотя соседа с дикой магией никто бы не любил! Вспышкой может хорошенько задеть.

Айден работал в паре с Николасом. Много раз. Он ощущал его через связь. Николас не сомневался в своей магии. Уж Айден это бы распознал! В Николасе не было даже тени неуверенности.

Что-то произошло в тот первый год. Что-то важное. В чём Николас считает себя достаточно виноватым, чтобы принимать недовольство Байрона.

– Николас тот ещё засранец, – улыбнулся Роуэн. – Ты же знаешь о его репутации? Если есть неприятности, в них точно замешан Харгроув.

Что ж, Николас может быть резким, а какие-то стопоры или признание авторитетов у него и правда отсутствует напрочь. Может, тогда, на первом курсе он был ещё несноснее? Доводил Байрона, а теперь сам же об этом жалеет и не хочет вспоминать.

А может, он чуть не вспыхнул дикой магией после очередного визита домой.

– Я тоже живу с человеком, о котором говорят всякое, – заметил Роуэн, цепляя листок. – Но Крис хороший друг.

В этом Айден не сомневался. А если что будет не так, оторвёт ему голову.

Оставив венок в покое, Роуэн поднял глаза и посмотрел на Айдена. В сером дневном свете из окна он сидел маленьким и хрупким. Но его взгляд не был взглядом ребёнка. Он казался намного старше, чем был Роуэн.

– Может быть, Николас именно такой, как о нём говорят. А может, и нет. Может, не нашлось того, кто бы его выслушал. Я знаю, ты слушать умеешь.

К ночи Айден остался в комнате один.

Хотел заняться оставшимися брошенными вещами Николаса, но тот сам почти всё прибрал, когда думал, что не вернётся. Только на столе лежало несколько оставленных листов бумаги. Вообще-то Айден обычно так не делал, но тут поднял их, бегло пробежался глазами. Это были стихи, написанные, перечёркнутые, снова написанные. Николас всегда писал небрежно и торопливо, боясь, что образ сейчас ускользнёт, и потом поразительно наплевательски относился к бумагам. Хотя, на взгляд Айдена, стихи были хорошими. Не хуже, чем у Раттер-Кристи. Его влияние ощущалось, но Николас очень вольно обращался с размером, менял ритм, ему было скучно в формальных поэтических рамках.

Вспоминай обо мне – в самые тёмные часы перед рассветом. Вспоминай, и я буду рядом, преклонив колено.

Когда Айден только ехал, он немного опасался мысли о каком-то соседе по комнате. О том, что впервые в жизни будет жить в комнате не один.

Прошло не так много времени, но теперь ложиться спать одному было… странно.

Айден решил ещё посидеть. Подкрутил зачарованную лампу поярче, устроился на кровати и открыл взятую в библиотеке книгу об Обществе привратников. Ту самую, которую часто брал Конрад перед тем, как погиб.

Обложка была потёртой, а страницы выглядели потрёпанными. Томик представлял собой на редкость запутанное и плохо структурированное повествование. Автор бросался от одной темы к другой, смешивая и вымысел, и реальность, даже не пытаясь разобраться, где одно, а где другое.

На полях одной страницы нашлась короткая карандашная пометка: «он учился здесь?» Вопросительный знак почти стёрся там, куда обычно попадала подушечка пальца.